Стражи панацеи
Шрифт:
— Почему вам приспичило запускать этот вирус именно в российскую базу данных? Россия, ваша историческая Родина, — упрекнул его Визант.
Дюран опустил взгляд, потом снова поднял его, будто укоризна его не задела.
— Напротив, я сделал одолжение. Теперь российские власти будут знать, что существующая система безопасности ненадёжна. У них есть время найти новые способы защиты.
— Не слишком дружелюбная помощь, — резко вставил Визант.
— Верно. Но имей американцы такое превосходство, вы бы узнали об этом в последнюю очередь, — отрезал Дюран,
Впрочем, через секунду к нему вернулся прежний холодно- почтительный тон.
— Хотите ещё виски?
— Пожалуй.
На свежем океаническом воздухе Визант не успевал захмелеть, хозяину же, намеревавшемуся развязать ему язык, но самое главное — впечатлить и завербовать в союзники, не очень то это удавалось, притом, что он выложил свою «голубую фишку». Вряд ли Дюран посчитал его тупицей, скорее хитрец с железной выдержкой, а может и достаточно осведомлённый к этому моменту, чтобы выглядеть сдержанным. Визант, не умевший пьянеть, потому что алкоголь только обострял его внимание, надеялся, что собеседник, сам попадётся в свою же ловушку.
Через пару минут двое членов команды принесли виски, воду и кое- что из холодных закусок.
— И в чём же конкретно состоит ваша миссия в данный момент? — бойко начал новый виток разговора Визант.
— Своими достижениями я постараюсь уравновесить мир. Пусть ими воспользуется не только самая сильная страна, но и другие. Европа, к примеру. Соединённые Штаты теряют гегемонию, что хорошо, прежде всего, для них — они станут более осмотрительными в международной политике. И падать они будут, опираясь на плечи своих союзников.
— Эти технологии могут оказаться у террористов, или у диктаторов.
— Третьи страны не способны воспроизводить такую технологию в тех масштабах, чтобы тягаться с сильными державами. И мои опасения и претензии, главным образом, касаются именно старых демократий. Из- за их упадка, диктаторские режимы плодятся как грибы после дождя. Либеральное общество закостенело и не способно освоить новые формы свободы. В результате не происходит нужного технологического скачка.
— Но ведь вы, к примеру, вопреки своей критике, смогли достичь огромного успеха именно на Западе, — тоном экзаменатора возразил Визант.
— Всё, что я достиг, конечно, благодаря демократии, но и вопреки её законам и стереотипам. Если бы я не вёл свих исследований втайне от власти и конкурентов, скорее, я стал бы неудачником. Гениальные учёные или изобретатели, как правило, всего лишь интеллектуальные рабы системы, государственной, или корпоративной. В свою фирму я набирал одарённых людей, у которых не было возможностей заниматься наукой. В нынешней России и Эйнштейн торговал бы на рынке. В Америке же, тестовый апартеид. С тех пор как они изобрели пресловутый интеллектуальный коэффициент, многие гении работают на бензоколонках.
— Не очень то я себе это представляю, хотя что-то слышал подобное.
— В науке, как и в любой сфере, своя клановая структура и те, кто её формирует не всегда самые интеллектуальные.
— И всё же одарённые просачиваются, — упрямо возразил Визант на рассуждения, свойственные скорее неудачникам, чем миллиардерам.
— Один, на сотню посредственных карьеристов.
— Но Запад самый передовой в технологическом отношении.
— Да, по сравнению с Бразилией. Но в сравнении с тем, что должно быть, мы задержались в раннем средневековье. Представьте себе общество, где у самого рядового гражданина есть набор необходимых благ, и неограниченные возможности для самореализации? — Дюран оживился, сев, видимо, на любимый конёк, даже лицо зарделось.
— Не очень представляю. Хотя думаю, что такое общество перестанет работать, а будет только мечтать.
— Не обязательно. Своим специалистам я предоставлял гранты на первое время и полную творческую свободу. Через несколько лет они создавали то, чего не могло сделать всё научное мировое сообщество. Мои успехи, это, прежде всего удачный социальный эксперимент. А власть имущим, прогресс нужен только в той мере, в какой он укрепит их влияние.
Дюран сделал паузу, а потом заявил:
— Ну что ж, на сегодня закончим разговор. Меня ждут дела.
Он поднялся и быстро покинул палубу. Визант какое то время пребывал в растерянности и под впечатлением услышанного, которого не мог обдумать во время разговора.
Его размышление прервала миловидная стюардесса, появившаяся уверенной спортивной походкой, и держа под мышкой поднос.
— Не желаете ещё что-нибудь? — спросила она с надменной улыбкой.
— Только ещё одной вашей улыбки, — воскликнул Александр.
— Тогда вот вам рация, — она протянула ему миниатюрный аппарат. — На тот случай если вам что-нибудь понадобиться, или вы заблудитесь на территории судна.
— Я рад, что у меня есть свобода перемещения. А право узнать ваше имя у меня есть?
— Можете называть меня Грейс, — строго произнесла красавица.
Ему показалось, что эта красивая девица всего лишь прятала интерес к нему в ложную неприступность.
Дело шло к закату. Оранжево багровый диск солнца клонился к размытому горизонту с правой стороны, указывая на то, что корабль двигался на юг. Визант настолько был заворожён зрелищем, что даже не замечал ускоренного движения судна.
Так он просидел, пока звёзды не усыпали небо, а луна не устлала серебристый путь от самого горизонта, с глубинной подсветкой от планктона.
На следующее утро он проснулся с восходом солнца. Завтрак ему принесла Грейс. Она улыбалась, но её серые глаза выдавали озабоченность, как показалось Византу. Вчерашняя холодная улыбчивость сменилась дежурной вежливостью. Не всё благополучно в этом королевстве, отметил про себя Визант.
Возможно, это часть игры, элемент постоянной психологической обработки, но не исключено, что и некий отчаянный призыв, например к тому, чтобы он, как человек со стороны, умыкнул эту принцессу из благополучного рабства. Из рая тоже хотят убежать.