Стражи последнего неба
Шрифт:
— Понятно. Доктор Джакобо, что там у вас?
Он уже закрывал свой саквояж.
— Смерть произошла от остановки сердца.
— Это не ответ, — рассердился я. — А отчего остановилось сердце?
Теперь уже рассердился доктор.
— Молодой человек, я тридцать пять лет занимаюсь этим делом, а вы имеете наглость делать мне замечания!
Не скрывая гнева, он вышел на лестницу. Я выскочил за ним.
— Не сердитесь, — сказал я ему шепотом. — Вы можете сказать, отчего у него остановилось сердце?
— Нет, — ответил
Тем временем Грациадио, который давно стоял в дверном проеме, держась рукой за мезузу, спросил осторожно:
— Ну что, подпишете свидетельство о смерти?
— Нет, — ответил я, возвращаясь в комнату. Взяв со стола один листочек, я показал ему. — Вы можете объяснить, что это такое?
Грациадио подал плечами:
— В первый раз вижу.
— Я тоже. Это напоминает шифровальные таблицы. Вы знаете, что Польский Святой, как вы его называете, Иегуда-Юдл Розенберг, судя по документам, прибыл из страны, которая находится в состоянии войны с Австро-Венгрией, союзником Италии?
— То есть… вы хотите сказать…
— Я хочу сказать только то, что вы сейчас же отдадите мне ключи. Когда здесь будет хевра кадиша? [31]
31
Хевра кадиша — похоронное общество.
— Через два часа.
— Отлично. Через два часа я буду здесь. А пока — ключи…
Мы вышли, и я запер дверь, положив ключи в карман. В коридоре никого не было. Косые солнечные лучи падали сквозь запыленные оконные стекла на пыльный пол.
Вдруг мне стало ясно, что на всем этаже никто не живет. Не исключено, что Польский Святой специально выбрал такое жилье.
Грациадио проводил нас до ворот гетто и отправился организовывать похороны. А я послал карабинера в участок и пошел на площадь Кампо-ди-Фиоре к дивизионному комиссару (все равно обеденный перерыв уже закончился).
В кармане у меня лежали листки со стола Польского Святого.
Чем ближе я приближался к Кампо-ди-Фиоре, тем больше меня терзала мысль, что изображенные на листках знаки я уже где-то видел. В раннем детстве? А может, во сне?
Я решил зайти к Хаиму Малаху на виа Кондотти — это крошечная улочка, соединяющая виа Корсо с площадью Испании. Хаим торговал иудаикой, старинными рукописями и, возможно, мог в одной из них встречать подобные знаки. Хотя я не очень-то верил в свою же версию о шпионаже, но понимал, что дело необычное и его ни в коем случае нельзя оставлять без расследования.
Дивизионный комиссар синьор Бадаламенто принял меня чрезвычайно приветливо. Я показал ему один из листков, он с минуту разглядывал его, потом вернул мне с ироническим видом:
—
— Я подозреваю шпионаж, синьор дивизионный комиссар. Это явно шифровальная таблица.
— Ты не хочешь передавать дело в контрразведку…
Наш босс иногда бывает удивительно догадлив.
— … и ты прав, — продолжил свою мысль синьор Бадаламенто. — Если окажется, что это не шпионаж, нас смешают с грязью. Но за помощь мы не получим даже спасибо. У тебя сейчас есть что-то серьезное?
Я криво усмехнулся:
— Счастливчик Лучано, карманный вор.
— Вот что, Рафаэль, передай его кому-то из младших полицейских, а сам займись этим делом.
Дивизионный комиссар, как и многие другие, считает, что меня зовут Рафаэль. Обычное имя для итальянца. Только зовут меня Яковом, и я еврей. Рафаэль — моя фамилия.
В лавке реб Хаима на виа Кондотти покупателей не было. Там я никогда не видел покупателей, и вообще удивительно, на что он живет.
— Шалом, реб Хаим. Сегодня умер Польский Святой.
— Борух даян а-эмэт [32] , — и Хаим сокрушенно покачал головой.
— Вот что я нашел у него на столе, — я протянул Хаиму листочек, который показывал дивизионному комиссару, и тут же понял, что он знает, что это такое.
— Там были еще такие листочки? — спросил реб Хаим. — Все равно ведь пропадет, а я их у тебя купил бы. А библиотеку его я смог бы посмотреть?
— Сначала объясните мне, что это такое.
Хаим испытующе поглядел на меня, потом снял с полки какую-то книгу, начал листать.
32
Благословен Судья Истинный.
— У твоего отца такой книги не было? — он показал мне обложку. Там было написано: «Книга ангела Разиэля».
— Что-то такое припоминаю…
В моей памяти всплыла картинка из детства: я стою возле отцовского стола, дергаю папу за кисть цицит.
— Не мешай, Яков, я учу каббалу.
— Папа, давай учить вместе.
— Ты еще не поймешь.
Я продолжаю дергать отца: «Покажи мне, ну, покажи!»
Он спускает со стола вниз, ко мне, свою книгу. Странные рисунки, фигуры с птичьими головами… и знаки, такие же знаки, как на записях Польского Святого!
Тем временем Хаим открыл книгу в нужном месте:
— Это ты видел?
— Да. Что это за знаки? Что здесь написано?
Хаим отрицательно помотал головой:
— Я знаю, что это, однако не понимаю.
— Так все-таки, что это за знаки?
— Это алфавит Адама, первого человека. Ты знаешь, что Адам оставил после себя книгу — «Сефер Адам а-Ришон»? Так вот, она вся была написана такими буквами. А про книгу Ханоха ты слышал?
— Ханоха, сына Йереда, который был живым взят на небо?