Стражи Сердца. Единственная для пустынников
Шрифт:
Со спины стал еще ближе Тайпан, ошпаривавший лопатки и подтянувший мои пятки к своим ногам, позволяя греть о него холодные ступни. Его руки все яснее ощущались на коже, рисуя по бедрам размашистые полосы всей ладонью. И отсутствие любых преград на его пути вызывало странные чувства.
Но не успев подумать об этом как следует, я оказалась в плену чужих губ, накрывших мои в тревожном затяжном вдохе, ожидая протеста.
Ворон!..
Мягкие, чудовищно теплые, они касались, неуловимыми крыльями бабочек прижимаясь
— Что ты…
— Дай согреть себя, кадын (3), — требовательно произнес он, вновь порабощая своим голосом.
(1) — Проклятье!
(2) — моя женщина.
(3) — женщина.
С любовь.
Кира и кот по имени Хомс
Глава 28
Собственная покорность поражала любое воображение, звуча в темноте красноречивым молчанием.
Такому голосу невозможно было противиться, и хоть происходившее напоминало горячечный бред, я замерла, не спеша прогонять видение.
Расценив мой ответ по-своему, Ворон вновь прикоснулся к губам, но тут же мягко спикировал к шее, обжигая ее своим дыханием. По венам, словно от звука его голоса, заструился огонь, небольшой точкой рассыпаясь под тонкой продрогшей кожей.
Рядом расцвела еще одна, сливаясь с подругой, и тут же вспыхнула третья, отчего согревающий круг тепла становился все крепче, возвращая в голову способность генерировать мысли.
Дурные мысли.
Потому как я закатила глаза от чутких касаний, невольно прислушиваясь к отзвукам под кожей, рождавшимся снова и снова.
Тайпан, словно проваливаясь в этот бездумный поток со мной, прижался губами к плечу, оставляя на нем свою метку и вынуждая меня в очередной раз попытаться осмыслить происходящее.
Меня целуют, гладят, словно лаская, двое моих стражников, которым на роду написано быть с одной женщиной. Будто бы сейчас это игра в правильный, на их взгляд, расклад, прикрытая попыткой меня согреть.
Так ведь? Или нет?..
Замершее тело все сильнее отзывалось, возвращая чувствительность, тем самым сильнее накручивая ощущения чужих рук, без устали рисующих широкие полосы.
— Тш-ш-ш, — вновь протянул Ворон, вернувшись к моему лицу и осторожно накрыв ладонью все еще прохладную щеку. — Мы согреем, кадын.
Облизнув сухие губы, я запоздало поняла, что пустынник это заметил, вновь склоняясь к ним и медленно пробуя на вкус. Он явно
— Зачем? — шепотом спросила я прямо в его рот, отчего пустынник замер на мгновение и неожиданно откровенно ответил:
— Мое тепло — твои губы. Вдохни в меня мороз, и я тебя отогрею.
И вновь предложение, словно приказ, силой мысли заставляющий выполнять его требования.
Наверное, в тот момент в моих глазах дрожало непонимание, но я послушно вновь подпустила его к себе, покорно размыкая рот. Вкус Ворона вылился мне на язык ярким потоком, словно вспыхивающие искры при ковке металла, что разлетаются в разные стороны, прожигая все на своем пути.
В мозгу что-то треснуло и надломилось, озаряя всполохом и четким желанием продолжать поддаваться, когда влажный гибкий захватчик пробует тебя в ответ. Это туманило, лишало любого сопротивления, и я вновь позволила мужской ладони, опустившейся мне на лопатки, сильно вдавить себя в мужчину.
Это больше не походило на робость или прошение. Жесты, касания и напор превратили это в откровенность, не требующую объяснений. Жалобно застонав от этой мысли, я сжала отогревающиеся пальцы в кулак.
— Сыдчак кадын, — прошептал за спиной Тайпан, слишком открыто опуская ладонь ниже и просовывая ее между тесно сжатых бедер. — Бираз рахатла, гювен бана… (1)
— Я ни слова… не понимаю… — в короткую секунду воздуха прошептала я, но, кажется, в пустоту, потому что Тайпан не торопился мне что-то объяснять, весело хмыкнув, а вот его ладонь продолжала медленно подниматься, угрожая близостью. — Не надо…
— Ничего не будет, — неожиданно серьезно ответил Ворон, видимо, сквозь темноту пытаясь доказать мне это взглядом. — Только обмен теплом. Тебе легче?
— Да…
И вновь мой голос дрожал, только теперь от последствий, в которые меня тянула стыдливость и вина. Ставшее почти полностью податливым тело неожиданно ярко начало осознавать, что с ним делают и куда это может завести. По груди словно невзначай прокатились пальцы, царапнув затвердевший сосок, и исчезли, сдвинувшись ниже и уже куда более осознанно рисуя полосу к развилке ног.
— Теплеешь, — констатируя факт, произнес Ворон, но не остановился, ставя подушечками точки на задрожавшем животе.
Легкое, ненавязчивое движение зазвучало внутри так, словно по моей крепости бьют из требушетов, ломая ставшие песочными камни. Моя грань была так близка, что я уже искала слова, чтобы все прекратить, но Тайпан неожиданно вжал мне между ягодиц твердый пах, натянувший штаны, и злобно зашипел:
— Мухтещам гет (2)!..
Крепко сжав пальцы на нежной коже бедра, он недовольно рыкнул.