Стражи Сердца. Единственная для пустынников
Шрифт:
Боги!..
Размашистый жест, скользнувший по влажным складкам, прорвался пронзительным криком.
Я слишком поздно поняла, что произошло — тогда, когда сопротивляться уже не было смысла и желания, отдавая себя на волю мужским губам, со страстной нежностью изучающих мое самое сокровенное место. Заброшенные на чужие плечи ноги задрожали, напряженно выгнувшись, и я вытянулась, вминая себя лопатками в постель.
— Не трогай, — поймав ладони в воздухе, кто-то из пустынников завел их мне за голову, не дав коснуться напряженными пальцами чужих волос.
—
— Не трогай, кадын. Не стоит.
Да как же?..
— Ах!..
Движения языка стали ощутимее, гибче, до болезненной сладости ударяя по затвердевшем узелку над складками. Новая волна жара пришла оглушающе, парализуя, и мне показалось, что я слышу, как хрустят кости. Пальчики на ногах жалобно сжались, не скрывая откровенности.
Убедившись, что я послушалась и попыток различить пустынников больше не предвидится, пальцы на моих руках разжались, чтобы тут же опуститься на грудь и осторожно покрутить сосок между костяшками, взвинчивая ощущения до предела.
— Я не могу…
— Голодная, жадная, — смеющийся голос сопровождался новыми и новыми движениями, с которыми я не справлялась. — Потерпишь еще чуть-чуть?
— Не-е-ет, — простонала так громко, что сама испугалась, еще ни разу не слыша своего голоса таким иступленным. — Не могу-у…
Ладонь наконец отпустила грудь. На мгновение стало легче, но лишь на мгновение, которое тут же улетучилось, когда губ коснулось обжигающее дыхание.
— Кончай.
Отданный приказ оглушил.
Он запульсировал по венам, оттолкнулся от сердца, соскочил с груди к животу и впитался сквозь кожу, заставляя огонь взметнуться до небес полыхающим смерчем. Ноги тряслись, но их так крепко держали, что наутро обещали появиться синяки, которые сейчас не могли ничего испортить. Крик взорвался в горле, и если бы не чужие губы, отнявшие у меня дыхание, я бы перебудила весь постоялый двор.
— Тш-ш-ш… Севгили, тш-ш-ш… (1)
Все еще непослушные ноги осторожно опустили с чужих плеч, на прощание оставив мне еще один горячий поцелуй внизу живота, расцветший алеющей розой под кожей. Успокаивающие ладони заботливо гладили, ненавязчиво, с лаской, не пряча под собой ничего иного.
— Засыпай, кадын, — прошептали, словно на прощание, и с тенью улыбки. — Мы утолили твой голод — ненадолго.
Жадное женское нутро сытно заурчало, довольное такой трапезой. А вот я уже проваливалась в сон, даже не думая о том, как мне жить с этим завтра.
Боги, как они это делают…
(1) — Любимая, тш-ш-ш…
Глава 37
Меня разбудил разговор.
Открыв глаза и не увидев лучей солнца, свойственного утру, несколько секунд не могла понять, где нахожусь, прислушиваясь к голосам за спиной. Из открытых дверей падала тонкая полоска света, перечеркнув нас с Вороном поперек тел и позволявшая хоть немного сориентироваться в пространстве.
— Нет, здесь только наша жена.
Запутавшись в собственных мыслях, не сразу отреагировала на
— Я же говорила вам, — озадаченный голос тетушки Руньи присоединился к диалогу. — Из постояльцев только эта семья, больше никого нет.
Ворон, лежащий рядом, перевернулся набок, лицом ко мне, и, притворяясь сонным, накрыл рукой.
Дав мне разглядеть, что его глаза открыты, он медленно опустил ресницы и так же медленно их поднял, успокаивая. Одним этим жестом пустынник приказывал мне молчать, но онемевший от страха рот и так не позволил бы выпустить из себя даже жалобный писк.
— Может, вы встречали ее по дороге сюда, — мужской хриплый бас раздался неожиданно, вовсе не скрывая таившегося в нем недоверия. — Невысокая, волосы светлые, нет?
— Нет. Не видели.
Меж голых лопаток, повернутых к двери, задымилось, словно кто-то настойчиво сверлил мою спину взглядом, пронзительно изучая тонкие позвонки. Нехорошее, недоброе внимание парализовало, заставляя затаить дыхание, слишком дрожащее в стянувшихся легких.
Тихо сглотнув, я поняла, что одеяло сползло, открыв меня по пояс, а голая нога, вытянутая из-под ткани, светилась белой кожей в темноте. Я лежала в постели голая, и с порога это явно бросалось в глаза, скрыв от них лишь малую часть голой кожи, прикрытой тканью.
— Уверены?
— Совершенно, — не сдавшись под напором подозрительности, ответил Тайпан. — Слушайте, не имею ничего против вашей церкви, но у нас была очень жаркая ночь. Я чертовски устал и хочу скорее обнять нашу жену. И если вы узнали все, что хотели, то я возвращаюсь в постель.
— Нашу?
— Я пустынник, — не смутившись ни на миг, ответил Тайпан. — У нас с братом одна жена. Смущает, служитель? Понимаю. Но она резвая, как молодая кобылка, и заездила нас обоих до боли в мышцах, так что спрошу еще раз: это все вопросы? Мне не терпится вернуться к ее горячей заднице.
Предупреждение пополам с недовольством звенело в голосе красноволосого, но я все равно возмущено хлопнула губами, не зная, как реагировать на его тираду о моих постельных особенностях.
Ни на ком я не ездила! Я бы запомнила!
Глава Ворона, напротив, засветились неуместным весельем.
— Еще один, — настоял мужчина, звякнув чем-то в кармане своей одежды, которую я не видела. — Откуда вы?
— Ниоткуда. Мы наемники, не видите? — словно с усмешкой ответил Тайпан. — Кочуем, ищем работу, выполняем ее и отправляемся на новое место.
— Куда планируете податься дальше? Я слышал, пустынники — отличные ищейки. Нам бы пригодились ваши способности.
— Пока никуда. А что за дело? — искренняя заинтересованность, прогнавшая предостережение, поражала.
Ему удивительно просто давалась эта игра в тонкую ложь, где каждое слово могло подтолкнуть прямо к обрыву проигрыша. Я такой невозмутимостью похвастаться не могла, радуясь, что мне отведена молчаливая роль в этом спектакле, и все, что от меня требовалось, — молча лежать, не выдав своего пробуждения.