Стражница
Шрифт:
— Мисс, — сказал один из полицейских. — Вы не можете туда зайти.
— Это ресторан моей семьи!
— Слишком опасно, — сказал он твёрдым голосом и заградил дорогу, когда я попыталась прошмыгнуть мимо него.
Я обыскала толпу, в поисках моего дяди и нашла его. Он наблюдал за всей этой сценой с таким ледяным лицом, как сам ветер, дующий вдоль улицы.
— Дядя Билли?
— Мо? Доннелли ведь должен был отвести тебя домой.
— Я уговорила его приехать сюда.
Он рассеянно кивнул, а я не отрывала взгляда
— Как мама? — спросила я.
— Это разбило ей сердце, — грубо сказал он. — Дело всей её жизни превратилось в руины! Что она по-твоему должна чувствовать?
— Мне жаль, — ответила я, не уверенная, за что извиняюсь.
Он фыркнул, поднимая вверх воротник своего пальто.
— Это мне нужно извиняться, моя дорогая девочка. Я не думал, что всё примет такие масштабы.
— Колин говорит, что это были русские.
— Кто ещё способен на подобное? — он покачал головой. — Нельзя оставлять это безнаказанным.
Я посмотрела на тлеющие развалены, наблюдая, как снег превращается в серую грязь, когда ветер задувал его на то, что было когда-то моим вторым домом. Стойка, за которой я делала домашнее задание, кухня, где я научилась готовить пироги, постоянные клиенты, которых я в детстве так часто встречала, что они стали для меня скорее дальними родственниками. Всё исчезло.
Билли повернулся ко мне, его впалые, морщинистые щёки покраснели от холода. Должно быть он провёл здесь всю ночь.
— Теперь ты мне веришь? Они опасны.
— Я знаю.
— Тогда ты мне поможешь? Только посмотри, что они у нас отобрали. Ты поможешь нам вернуть это?
Я кивнула, и его улыбка была словно благословение.
— Хорошая девочка. Теперь позволь Доннелли отвезти тебя домой.
Немного дальше по улице Колин, засунув руки в карманы, прислонился к автобусной остановки и за всем наблюдал. Когда я выбирала дорогу между грязными кучами снега и лужами, каждый шаг казался мне труднее, чем предыдущий. Ноги были неуклюжими и ледяными. Я спрятала лицо в его куртке и не могла больше сдерживать слёзы, с которыми до этого момента боролась.
Когда я прекратила плакать, мои волосы намочились от тающего снега, а из носа текли сопли. Куртка Колина тоже стала мокрой, и парусиновая ткань под моей щекой была шершавой.
— Ты дрожишь! — сказал Колин.
Я бы возразила, но мои зубы так сильно стучали, что я не могла говорить. Мы как раз хотели пойти к грузовику, когда кто-то выкрикнул моё имя.
— Мо! Подожди!
Я знала этот голос. Когда я, сощурив глаза обернулась, я увидела Ника Петроса, репортёра с моего курса журналистики. На нём была одета поношенная, синяя парка, капюшон, которой он натянул на голову, чтобы оградить себя от холода. В руке в перчатке он держал стенографическую записную книжку. Принимая во внимание покрасневший, обветренный вид его щёк, он находился здесь уже так же долго, как мой дядя.
— Я бы
— Без комментариев, — ответила я.
Он отступил на шаг, когда Колин, заботливо обнимая меня, прошёл напролом.
— С тобой мы поговорим позже! — крикнул он.
Я не сомневалась, что он говорит серьёзно.
Глава 41
Когда мы приехали домой, Колин и мужчина, дежурившей перед закрытой верандой, кивнули друг другу, прежде чем Колин последовал за мной во внутрь.
— Спереди стоит ещё один, — сказал он, отвечая на мой не заданный вопрос. — И так будет по крайней мере в ближайшем будущем.
С Колином я сначала тоже чувствовала себя стеснённой, напомнила я себе. Потом мы стали друзьями, и что вначале казалось так сильно обременяло меня, превратилось в товарищеские отношения.
Почему-то я не могла себе представить, что тоже самое произойдёт с новыми людьми.
— Мам?
Кухня сверкала и блестела. Все лампы горели, и все поверхности — кран, ручка холодильника, подоконники, потёртый линолеум — были начисто вытерты и безупречно отполированы, как будто их тёр кто-то одержимый.
— Обувь, — прошипела я, и Колин наклонился, чтобы снять свои рабочие сапоги, в то время, как я стряхнула с ног балетки, испорченные снегом.
Остальная часть дома была в том же состояние. В гостиной на книжных полках не пылинки, все корешки книг безупречно выровнены в одну линию. Когда я увидела это, моё сердце сжалось, ведь это свидетельствовало о том, насколько отчаянно моя мать пытается сохранить определённый порядок.
— Мам?
— Наверху! — крикнула она.
Я нашла её, вытирающую пыль с ламп в ванной комнате.
— Ты его видела? — спросила она с красными от плача глазами и стёртыми чуть ли не до крови руками от всей этой уборки.
— Мне так жаль.
Она вытерла глаза.
— Это не твоя вина. Просто я хотела, чтобы у тебя была возможность навестить отца.
— Неважно.
Из-за угрызения совести, потому что я обманула её, у меня заболел желудок. Мне не обязательно было навещать отца. Пожар прояснил все неясные вопросы. Не имеет значения, что делал мой дядя в прошлом или какие у него были дела с семьёй Форелли, это всё же было лучше, чем русские. Я похлопала её по руке.
— Мы съездим туда в другой раз.
Она слабо улыбнулась.
— Это было бы замечательно. Ты выглядишь устало, моя дорогая. Я приготовлю какао.
— Позволь это сделать мне. Я принесу тебе чашечку.
Она ещё раз обняла меня и обхватила моё лицо обоими руками.
— Ты такая хорошая девочка.
Я быстро сняла влажную одежду, а вместо неё одела пижаму, вытерла волосы полотенцем и вздохнула, когда они непослушно закрутились в локоны.
— Как она? — спросил Колин, когда я спустилась вниз и прошла в кухню.