Стрекоза и муравей поженились
Шрифт:
– Ты работаешь, Витька? – спрашивает из смежной комнаты бабушка.
– Работаю.
– Работай, работай. Потом горшок вынесешь. Чёрт бежит на остановку, маленький в шапке в красной… А теперь ни чёрта, ни биса нема. Никто ничо не бачит.
– Бабушка в окно смотрит, – поясняет Витюня. – Я зеркало там повесил, чтоб улица отражалась. Так ей скучно лежать.
– Чёрт бигал, бигал… – рассказывает свою историю бабушка. – Девка пришла за дровами. Она – за дрова, он не дае. Стоит, морду задрал, стогнэ. Она приходила даже в церкву креститэсь. Возвращается, а он ей: «Ты не крещёная, не крещёная…»
– У бабушки время имеет один модус, – теперь. И прошлое, и настоящее, и будущее, всё – теперь, всё сейчас, – поясняет Витюня.
– Иди, выноси горшок, – говорит художница. – Дай ещё один лист, я подумаю.
Пока Витюня ходил к бабушке, художница придумала его портрет.
– В свитере. Чтобы ты не мёрз никогда, – объясняет она.
– Что ж… Тепло. – глубокомысленно говорит Витюня, глядя на портрет. – А хочешь знать, как морж тебя видит? – Витюня берёт в руки бумагу, карандаш. Говорит: «Раздевайся»
Художница разделась.
– Так! Купальщица Энгра… Писать буду яичной темперой. Бабушка не выносит запаха тройника.
– Мне пора домой, – сказала художница.
Витюня хотел прикнопить свой портрет на стену, но художница сказала:
– Рисунок я с собой забираю. Папе покажу. Папка вышел на пенсию, начал картинки рисовать. Рисунок у него такой наивный-наивный, а по цвету бесподобно…
– Любопытно, – отзывается Витюня.
– Пошли, посмотришь.
Оделись, пошли. Идти два шага, город маленький. «Папа тоже не местный, – рассказывает художница. – Из Вятской губернии. Деревня Ключи. От города тридцать километров. Большая семья была. Дед и все сыновья пимокаты. Потом на Алтай уехали.» —
Художница открывает ключом дверь в квартиру родителей. Входят. Первое, что сразу из прихожей видит входящий, – два холста на стене комнаты, мужской портрет и женский, родители художницы:
– Твои работы?
– Мои. В училище писала.
– Гость паужнать будет? – зычным голосом вопрошает хлопочущая возле газовой плиты мать художницы.
Витюня замер, как замирали в оные годы при звуке походной трубы суворовские гренадёры… – набрал полную грудь воздуха и, шагнув на кухонный запах, отрапортовал:
– Аз есмь верноподданный голода, его царского величества и государя императора всея земли.
– Какой умный человек! – отзывается родительница, выходя навстречу гостю. – Мойте руки.
Ветка
Снегу не было. Нева не была покрыта льдом. Кто это?
Александр Сергеич в своих Комментариях…
Наводненье разыгралось, занесло эскизик «ветхой»…
– Нда!
Кто это?
– Гаврила Романович… «На присоединение Крыма».
– Что-то меня на классику потянуло…
– Эскиз-макет к спектаклю пермского драматического театра «Милицейская история» по Липатову и Абрамову. Есть такая речка Чулым в Томской области. Виль Липатов на брегах Чулыма в посёлке Асино совершенствовался в письме. Виль – «В (ладимир) _иль (ич)» – странная аббревиатура. Посёлок Асино раньше назывался Ксенино, по имени родной сестры императора Николая Второго. Это к слову. У нас куплены билеты на самолёт…
– «Прошлым летом в Чулимске» в кудымкарском драматическом театре:
– «Прошлым летом в Чулимске» в Перми:
– Как шутят ветераны, мы занесли из блокадного Ленинграда в уральскую тайгу бациллу театра и до сих пор её никак не могут обезвредить. Чулымск, Чулимск… Советского Чехонте не может быть в принципе, у нас сразу рождается Вампилов. Старик Еремеев это круче Фирса из Вишнёвого сада. Вы не находите? «Учитель танцев» Лопе де Вега:
– Сцена из спектакля:
– Эскиза к «Морали пани Дульской» нет на выставке?
– Он в музее на берегу Тобола… «Marlbrough s’en va-t-en guerre»
– Что?
– Мы улетаем.
– Улетаете?
– Уже летим…»
Мой друг в поход собрался
Однажды пошла Лизавета Ивановна на рынок, Витюня попросил солёных огурцов…
Конец ознакомительного фрагмента.