Стрела любви
Шрифт:
– Я ни о чем таком не думаю, – проговорил Йен. – Но мне не нравится, когда мужчины распространяют грязные сплетни о леди.
Что бы о ней ни говорили, Йен свято верил, что Маргарет Макдауэлл настоящая леди.
Злость, охватившая его, исчезла так же быстро, как возникла, и он даже смутился из-за столь необычного для себя проявления эмоций. Он ведь всегда был спокоен и невозмутим, не так ли? Должно быть, все дело во внезапном помутнении рассудка. От скуки. Он не привык участвовать в долгих напряженных переговорах, имевших целью не дать Брюсу и Джону Комину убить друг друга. А после переговоров ему приходилось увиваться
– Полагаю, мне необходима охота куда больше, чем я думал, – пробормотал он. – Кажется, здешние стены давят на меня.
Фин некоторое время напряженно всматривался в лицо друга, но, в конце концов, принял его объяснение и, облегченно вздохнув, похлопал по спине.
– Знаешь, мне намного больше нравится, когда ты рассуждаешь о засадах и об обходе противника с фланга.
Губы Йена дрогнули в усмешке. Фин прав: ему не следовало думать о женщинах, – тем более что завтра у него будет шанс произвести впечатление на Брюса. На охоте он сможет себя проявить.
Он повернулся к дамам и сразу же услышал ехидное замечание сестры о леди Маргарет.
Губы Йена сжались. Прежние язвительные комментарии, которые он прощал сестре, считая, что она еще маленькая и не ведает, что говорит, теперь звучали грубо и злобно. Сестренке придется научиться держать язык за зубами.
К сожалению, резкие высказывания Марджори о Маргарет были не единственными, которые он слышал за последнюю неделю. Он чувствовал себя виноватым, поскольку одним только своим существованием невольно подливал масла в огонь. О ней злословили все, кому ни лень. Правда, сплетни эти, судя по всему, совершенно ее не беспокоили, и Йен не мог не восхищаться выдержкой и самообладанием леди Маргарет. Эта хрупкая девушка невозмутимо отвечала улыбкой на грубость. Его сестра уже закатила бы истерику, если бы о ней говорили хотя бы наполовину так же плохо, как о леди Маргарет.
Он как раз собирался сделать сестре выговор, когда вдруг увидел, что леди, занимавшая его мысли, направляется к ним. Густой румянец на ее щеках и яркий блеск в глазах не оставляли сомнений в том, что Маргарет, услышав слова его сестры, на этот раз была полна решимости дать отпор.
Но кого он хотел защитить: свою сестру или леди Маргарет, – Йен и сам не знал. Инстинктивно шагнув к рыжуле, он сказал:
– Не окажете ли вы мне честь, подарив первый танец?
Он услышал, как за его спиной изумленно ахнула Марджори. Сестра знала, что он терпеть не мог танцы и всячески стремился их избегать.
Леди Маргарет несколько мгновений пристально смотрела на него, и казалось, ее золотистые глаза вот-вот прожгут в нем дыру. Йен решил, что она откажет ему: похоже, именно сейчас она была настроена объяснить его сестре, что о ней думала, – но это никому не пошло бы на пользу, и леди Маргарет в том числе. По-видимому, она тоже это поняла, поэтому наконец-то утвердительно кивнула.
Что ж, надо будет попозже кое-что объяснить сестре. Йен не сомневался, что он избавил ее от беседы, которую она забыла бы не скоро.
В тот самый миг, когда нежная рука леди Маргарет прикоснулась к его руке, Йен понял, что совершил ошибку. Пусть лучше бы его безголовая сестрица получила публичную словесную порку. А он вместо этого открыл ящик Пандоры!
Ему показалось, что в него ударила молния –
В груди что-то защемило, легкие отказались дышать, а сердце, наоборот, заколотилось втрое быстрее. Йен лишился способности соображать, оказавшись всецело под властью женских чар. Он забыл, что танцует, равно как и то, что терпеть не мог танцы. Он не слышал музыки и не понимал, что вокруг люди. Ведя партнершу в танце, он не мог отвести глаз от ее лица. Нежная щечка, слегка вздернутый носик. И необыкновенно чувственные губы.
Проклятье! Она так красива, что на нее больно смотреть. И Йен действительно чувствовал боль: во-первых – в груди, во-вторых – в другой части тела, которая налилась жаром и стала твердой как камень. Этой части тела явно было наплевать на то, что они находятся в зале, переполненном людьми.
Йен двигался словно околдованный. Он был как во сне, в тревожном горячечном сне, в котором чувствовал могучее притяжение, заставлявшее его кровь вскипеть.
Их тела двигались в едином ритме, и не было необходимости в словах. Они говорили взглядами, прикосновениями, каждым ударом сердец.
Так продолжалось до тех пор, пока музыка не стихла.
Музыка стихла? Проклятье! Йен отпустил девушку так внезапно, что она тихонько ахнула и тотчас отпрянула. На ее лице застыло удивление. И казалось, даже, что она чем-то потрясена.
– С-спасибо, – пробормотала она, часто дыша. Ее губы чуть-чуть приоткрылись…
Боже правый, какие же они нежные и чувственные, эти губы! Йен ощутил прилив желания, такой сильный, что стало трудно дышать. Он жаждал накрыть эти восхитительные губы своим – и больше ни о чем не мог думать. Он уже потянулся было к манящим его губам, но тут рассудок к нему вернулся, он вспомнил, где находится, и остановился.
Ад и проклятье! Вероятно, он произнес эти слова вслух. Что это было? Человеку, считающему себя сдержанным и рассудительным, не пристало задавать подобные вопросы. Но он был не в силах мыслить связно. Впрочем, и бессвязно – тоже. У него голова шла кругом.
Резко кивнув, он удалился. Пока еще мог.
Сердце Маргарет билось так часто, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. И она по-прежнему дрожала.
Но что же с ней такое?
Все ее чувства в одночасье ожили, и она, охваченная паникой, не знала, что с этим делать. Не в силах взять себя в руки, Маргарет вышла из зала. Ошеломленная произошедшим, она чувствовала, что готова разрыдаться. То, что с ней произошло… О, это было не медленное пробуждение чувств и эмоций, доселе дремавших, нет, это походило на звон церковного колокола – громкий, настойчивый, раскатистый…
И теперь уже Маргарет прекрасно понимала, что между ней и молодым воином возникла прочная связь, разорвать которую едва ли удастся.
Казалось, все тело ее ныло и болело, а в животе как будто трепетали крылья бабочек. Сердце же и не думало успокаиваться. Маргарет до сих пор чувствовала его руки на своей талии и тепло, исходившее от его тела – огромного и мускулистого. А его грудь тогда была так близко, что она могла бы к ней прижаться…
От него удивительно приятно пахло – хвойным мылом и мятой. А его губы – ах, эти губы! – были так близко… Вот если бы… Маргарет шумно выдохнула, затем сокрушенно покачала головой.