Стрела времени
Шрифт:
В предыдущих столетиях люди желали, чтобы их спасали от гибели, улучшали их жизнь, освобождали их, обучали… Ну а в нашем веке они хотят, чтобы их развлекали. Больше всего боятся не болезни или смерти, а скуки. Ощущения того, что нечем занять время, нечего делать. Ощущения того, что нечему удивляться.
Но чем же закончится эта маниакальная страсть к развлечениям? Что люди будут делать, когда они устанут от телевидения? Когда им надоест кино? Мы уже знаем ответ – они включатся в совместные действия: спортивные состязания, тематические парки, развлекательные поездки, «русские
Когда они поймут это, то кинутся на поиски подлинности. Подлинность станет ключевым словом двадцать первого столетия. А что есть подлинность? Нечто такое, что не было изобретено и создано для того, чтобы приносить прибыль. Нечто такое, чем не управляют корпорации. Нечто такое, что существует ради своей собственной пользы, обладает своей собственной формой. Но, конечно, в современном мире ничто не имеет возможности обрести свою собственную форму. Современный мир – это эквивалент регулярного парка, где все рассажено по линейке и предназначено для того, чтобы приносить выгоду. Где ничего не остается нетронутым, где нет ничего естественного.
И куда же тогда обратятся люди в поисках столь редкого и желанного ощущения подлинности? Они обратятся к прошлому.
Прошлое, бесспорно, подлинно. Прошлое – это мир, который существовал до Диснея, Мердока, «Ниссан», «Сони», «Ай-Би-Эм» и прочих властителей нашего времени. Прошлое существовало до их появления. Прошлое развивалось и сходило на нет без их вмешательства, без их шаблонов, без их торговли. Прошлое реально. Оно подлинно. И это сделает прошлое невероятно привлекательным. Именно поэтому я говорю, что будущее есть прошлое. Прошлое – это единственная реальная альтернатива… Что? Диана, что это значит? – Он вдруг прервал свою речь, так как в зал вошла Крамер.
– У нас проблема в зале перехода. Похоже, что взрыв все же повредил уцелевшие водяные щиты. Гордон провел компьютерное моделирование, которое предсказало разрушение трех щитов после их заполнения водой.
– Диана, это же ясно даже горелому пню, – проворчал Дониджер, зажав в кулаке галстук. – Вы хотите мне сказать, что они могут вернуться на незащищенную площадку?
– Да.
– Так вот, мы не можем пойти на такой риск.
– Это не так просто…
– Нет, именно так, – прервал ее Дониджер. – Мы не можем так рисковать. Я предпочел бы, чтобы они не вернулись вообще, чем вернулись с серьезными повреждениями.
– Но…
– Но что? Почему Гордон, зная результаты имитации, все равно продолжает возиться с этим делом?
– Он не доверяет результатам моделирования. Он говорит, что оно сделано очень поспешно и недостоверно, и считает, что переход пройдет прекрасно.
– Мы не можем так рисковать, – повторил Дониджер, резко мотнув головой. – Они не могут вернуться без щитов. Точка.
Крамер закусила губу.
– Боб, я думаю…
– Вот
– Ладно, – с видимой неохотой сказала она. – Я сейчас пойду туда и поговорю…
– Нет. Никаких разговоров. Пресеките это. Отключите питание, если понадобится. Но не допустите возвращения этих людей. В этом я прав, и вы сами это знаете.
В диспетчерской Гордон, казалось, лишился дара речи.
– Что он сказал? – спросил Гордон, совладав наконец с собой.
– Им нельзя возвращаться. Боб заявил это категорически.
– Но они должны вернуться! – воскликнул Дэвид Стерн. – Вы должны позволить им.
– Нет, я не позволю, – ответила Крамер.
– Но… – Джон, – сказала Крамер, повернувшись к Гордону, – он видел Уэлси? Вы показали ему Уэлси?
– Кто такой Уэлси?
– Уэлси – это кот, – пояснил Гордон.
– Уэлси раскололо, – сказала Крамер Стерну. – Он был одним из первых подопытных животных, которых мы переправляли. Тогда мы еще не знали, что при переходе нужно использовать водяные щиты. И его раскололо.
– Что значит «раскололо»?
Крамер вновь повернулась к Гордону:
– Вы что, не говорили ему об этом?
– Конечно, говорил, – ответил тот. Он обратился к Стерну:
– У кота были очень серьезные ошибки транскрипции. – Но, Диана, это случилось уже несколько лет назад, а тогда у нас были еще и серьезные проблемы с компьютерами…
– Покажите ему, – повелительно проронила Крамер. – И тогда посмотрим, будет ли он так же стремиться вернуть назад своих друзей. Но суть в том, что Боб принял решение по этому поводу, и его решение: ни в коем случае. Если у нас нет предохранительных щитов, то никто не может вернуться. Ни при каких обстоятельствах.
Один из операторов, сидевших за пультами, сказал:
– Мы получили всплеск поля.
Все столпились вокруг монитора, глядя на похожую на холм диаграмму и крошечные рябинки на ее поверхности.
– Сколько времени осталось до их возвращения? – спросил Стерн.
– Судя по этому сигналу, около часа.
– Вы можете сказать, сколько их? – вмешался в разговор Гордон.
– Еще нет, но… больше, чем один. Возможно, четыре или пять.
– Это они все, – сказал Гордон. – Вероятно, они нашли Профессора и вместе возвращаются домой. Они сделали то, о чем мы их просили, и теперь возвращаются.
Он повернулся к Крамер.
– Сожалею, – сказала она, – но, поскольку у нас нет щитов, никто не вернется. Это окончательное решение.
Кейт медленно выпрямилась. Она стояла в узком проходе, не более четырех футов шириной, огражденном высокими каменными стенами. Слева сюда врывался яркий свет горящих дров. В этом желтом полыханье она увидела прямо перед собою дверь. А за спиной у нее круто уходила лестница вверх, примерно футов на тридцать.