Стрельба по «Радуге»
Шрифт:
И, кстати, надо обязательно выяснить у него по поводу продажи дома на Рублевском шоссе. Кто продавал, кому конкретно? Если дом принадлежал мадам Шевченко, то никаких острых проблем с ним не возникнет, она вправе распоряжаться своей недвижимостью. Но следствие обязательно заинтересует ответ Ловкова, на какие средства ею был приобретен этот дом? Откуда у его супруги эти миллионы долларов? Как и вилла на курортах Кипра? И многомиллионные счета в международных банках? Вот и пусть придумывают истории про неожиданное наследство от американской прабабушки… Как это обычно и делается в подобных семьях, где один ворует, пользуясь служебной неприкосновенностью, а второй, или вторая, ищет для отмазки от налогов следы богатых
Чтобы юрист с нотариусом не переговаривались, Филя вывел Грошева в другой кабинет. А Турецкий остался, чтобы послушать, что станет отвечать, уже под протокол, нотариус. Тот, правда, не поленился задать вопрос: на каком основании его задержало для допроса охранное агентство? Объяснил Александр Борисович максимально вежливым тоном.
— Видите ли, Иосиф Лаврентьевич, мы не желаем превышать своих полномочий, и потому все вопросы вам будут заданы в соответствии с необходимостью прояснения ситуации с защитой жизни и имущества господ Уткина, Гусева и Петухова с их семьями, о чем заключен с ними договор. А вот, к примеру, мы, наверное, не будем очень уж настаивать, чтобы вы со всеми подробностями рассказывали нам про то, что вам наверняка известно, — Турецкий доверительно качнул головой, — каким образом, а главное, кому конкретно, был недавно продан один известный дом на Рублевском шоссе. И кто помогал при оформлении договора о купле-продаже.
Турецкий «проницательно» взглянул нотариусу в глаза, и тот слегка смешался. Но сумел-таки выдавить усмешку и заметить философским тоном:
— Им многое известно…
— Иосиф Лаврентьевич, — Турецкий хитро подмигнул ему, чтобы нотариус, не дай, бог, не подумал, будто его только что, как говорится, взяли «на пушку», и ответил: — Мы же с вами далеко не молодые и достаточно тертые люди, которые умеют с успехом выстраивать свои версии там, где они пока не знают некоторых деталей. Хочу пояснить, честно вам говорю, что мы очень рассчитываем на вашу помощь в этом вопросе. Тем более, что лично вам он совершенно ничем не грозит. Но это и не наш праздный интерес, поскольку вопрос, очевидно, будет рассматриваться в контексте с другими, в которых фигурирует имя господина Ловкова. Кстати, супруга его, дражайшая Зинаида Борисовна, буквально только что, несколько минут назад, — Турецкий для убедительности взглянул на свои наручные часы, — пересекла границу Российской Федерации самолетом кипрской авиакомпании. И, очевидно, навсегда. Ее, естественно, проводили и просто пожелали счастливого пути.
Турецкий приветливо улыбнулся. Саруханов размышлял, опустив голову. Брови его шевелились так, будто он старательно формулировал себе вопросы, а потом с некоторым опасением сам же и отвечал на них. И не всегда был доволен ответами. Словом, на лице шла усиленная работа мысли. Турецкий не торопил. Он знал финал. Нотариусу гораздо дороже собственное спокойствие, и о том, что ему не грозит, он охотно расскажет. Ну, и пусть работают…
Александр Борисович глазами показал Щербаку, чтоб продолжал в том же духе, и вышел из кабинета.
Игорь Грошев потел, «создавая» свои признательные показания по поводу того, каким образом он получил свои травмы, где теперь находится его раскуроченное транспортное средство, почему ему пришла в голову «счастливая», мысль совершить подлог и использовать свои телесные повреждения для повторного медицинского освидетельствования теперь уже в своем районном травматологическом пункте, а затем выдать новый акт медэкспертизы за результаты допроса с пристрастием, который провел с ним подполковник Рогожин. Да, он сознавал, что собирался оклеветать невиновного человека, который его и пальцем не тронул. Но у его подлога была серьезная подоплека. Ну, важная причина! Вот на причине он и запнулся.
И теперь Филипп подробно объяснял Игорю, чем ему грозит подобная «шалость»,
Филипп говорил спокойно и рассудительно, сидя напротив и даже развалившись на стуле. Так что о рукоприкладстве не могло быть и речи. Но Грошеву была уже известна быстрота движений этого человека, и рисковать повтором подобных «убеждений» он не хотел. И правильно делал.
Турецкий послушал, кивнул Филе и вышел в большую приемную.
— Аленька! — Девушка с готовностью вскинула голову. — Ты предупредила Макса, чтобы он проверил наше жизненное пространство на предмет «насекомых»?
— Да, он все сделал, как ты просил. И знаешь, на внешней стороне окна в кабинете Всеволода Михайловича обнаружил «клопа», я сбегала и сняла. И обратила внимание на то, что напротив, вон там, — она показала пальцем в ту сторону, где переулок поворачивал за угол соседнего дома, — серая «тойота», которую видела здесь же утром. А потом, когда ты уехал, она исчезла, но позже появилась снова. Когда ты уже вернулся. И сейчас там стоит. Это — не «хвост»?
— Он самый, — Турецкий подошел к стеклянной двери и посмотрел: знакомая машина стояла на прежнем месте. И никто не смог бы ее заподозрить в слежении, тем более что и стекла были затемнены. — Как бы посмотреть на ее номера? Там передний заляпан, ничего не разобрать, а свой интерес к машине я проявлять не хочу. Вот если бы… — Он взглянул на девушку. — Нет, я, конечно, не могу просить тебя о таком одолжении, потому что…
— Ой, перестань! — она махнула ухоженными пальчиками. — Я сейчас выйду через служебный, а потом обогну квартал и зайду к машине сзади. Значит, реагировать не надо?
— Да, и «светиться» тебе тоже нет никакой нужды. Я лучше кого-нибудь из мужиков попрошу.
Сам не могу, он меня, вероятно, уже знает, если так уверенно держится, и я не хочу его расстраивать тем, что тоже знаю о нем.
— Не надо никого, я быстро! — Аля поднялась. — Но войду опять через служебный, ладно? Ты открой.
Через пятнадцать минут Алевтина вернулась, чуть запыхавшись, будто бежала.
— Чего дышишь тяжело?
— Да поскорей хотела. Я отнесу Максу? — это она спросила про номер, беглым почерком написанный ею на листке, и Турецкий кивнул. — Ответ, конечно, сразу? — она улыбнулась.
— Лучше вчера, — «остроумно» ответил Турецкий, откровенно любуясь ее превосходными ножками. Да и вообще всем ее зажигательным обликом. Но она только строго погрозила ему пальчиком, на котором блеснуло красивое колечко, подаренное, между прочим, им же самим Альке на недавнем дне ее рождения, которое они отметили здесь, в офисе. И она с колечком этим не расставалась, словно намекала на нечто тайное и прекрасное, что было между ними. Или могло быть. Или должно было обязательно случиться…
Ох, да какая разница! И было, и случилось, и еще будет наверняка, поскольку для Альки это — как вопрос жизни и смерти, хотя и надуманный. Но нельзя же держать влюбленную в тебя девицу в постоянном напряжении, надо иногда и помогать ей избавляться от перенапряжения, от которого может и стресс случиться. Нет, этому стрессу никак нельзя позволить взять верх, потому что Александр Борисович должен был постоянно думать о здоровье и благополучии своих коллег, иначе какой же ты начальник, пусть и не главный, но все же…