Стрельба в невидимку (Десерт для серийного убийцы)

Самаров Сергей Васильевич

– Здесь высади.

Расплатился и неторопливо двинулся вдоль дороги.

Во многих окнах заводоуправления горел свет. Это не удивило. Завод работает в три смены. Многие отделы – тоже. Но крыло, где штаб располагается, уже, слава богу, уснуло. Только через стеклянные двери видно, что дежурный – на боевом посту. Может быть, даже и не спит. Освещение слабое. Наверное, настольная лампа на письменном столе горит, замыкая магический круг. Паша знал значение этого круга. Он приковывает к себе внимание и мешает видеть и слышать то, что творится в других концах не то что помещения – даже комнаты.

И

тем не менее, улица слишком освещена, чтобы попытаться проникнуть в кабинет Юрия Юрьевича прямо с фасада. И прохожие с другой, жилой стороны улицы увидят, и из любой проезжающей машины его будут рассматривать, как в телевизоре. Лобовая атака выглядит пригодной только для пьяного. Следовательно, нужно зайти с тыла. Заводской забор хоть и покрыт сверху колючей проволокой, как физиономия чеченского боевика – щетиной, но сам по себе он препятствием не является. Главное, чтобы по ту сторону забора не было собак. А так – забрался на дерево и через проволоку перепрыгивай. Есть возможность точно так же и назад сигануть. Несколько деревьев над колючкой и с той стороны нависли.

Но перед началом работы Паша все же прогулялся несколько раз вдоль забора, прислушиваясь и приглядываясь. Кажется, все спокойно. И дерево подходящее удалось присмотреть. Забраться на него – вопрос минуты. Теперь – осмотреться. Никого. Спрыгнуть за забор – еще быстрее. Плохо только, что скользко. Паша слегка поскользнулся и приземлился, испачкав грязью обе ладони. Но это – не самая большая беда. Не вся еще трава в газонах пожухла, и есть обо что руки вытереть.

Он прошел вдоль крыла здания, присматриваясь к окнам. Подоконники на первом этаже – высокие. В окно не заглянешь. Но есть за что рукой взяться. Подтянуться можно без проблем. Вот и форточка открытая. Вперед.

И через минуту он уже спрыгивал с подоконника на пол одного из кабинетов. Большой кабинет. Тот, который нужен ему, должен быть напротив. Паша прислушался. От входных дверей, где сидит охранник, звуков не доносилось. И тогда спокойно достал из кармана набор отмычек и приступил к работе. Замок простой и без заковырок. Для тренировки школьников. Плохо только, что дверь скрипучая. Но Паша не зря считается спецом высокой квалификации. Он умеет открыть самую скрипучую дверь так, что никто и не услышит – по миллиметру, спокойно и терпеливо.

Свет в коридор приходит издалека, из фойе. Теперь придется работать на обозримом пространстве. Если охранника не вовремя понос прохватит, то при виде Паши он вообще добежать до туалета не успеет. Так что пусть лучше сидит за столом и мирно посапывает. Или книгу читает. Кому что нравится. Паша сам, как человек, много читающий, предпочел бы охранника с книгой. Особенно – с интересной. Но время идет. Пора работать.

Он в два шага пересек коридор и приступил к «уговариванию» второго замка. Этот поддался так же легко. И охранник в туалет не захотел. И эта дверь даже не скрипела, как первая.

Большой кабинет. Свет идет с улицы. Осматриваться и терять время не стоит. Вот и дверь кабинета самого Юрия Юрьевича. И новшество. Рядом с дверью плакат повесили. «Наш кандидат» – и портрет кандидата в депутаты. Паша мило улыбнулся портрету и подмигнул:

– Поделишься баксами?

Показалось, что кандидат подмигнул ответно.

– Вот

и лады, вот и договорились…

Замок в этой двери оказался чуть посложнее, но тоже поддался с третьей попытки. С сейфом Паша справился легче. Баксы быстро перекочевали в его карман. Для интереса со стороны следствия он забрал с собой и несколько «скоросшивателей» с документами. Подумал и выложил на стол приготовленный еще днем конверт. И написал красным карандашом, чтобы заметнее было – «Юрию Юрьевичу, с признательностью». Придавил конверт кипятильником. Денег на шутку не жалко. «Штукой» больше – «штукой» меньше… Это не принципиально. Но уйти просто так было уже не интересно. Это было бы даже своеобразным унижением для домушника с характером.

Он выглянул из окна. Можно было бы и здесь выпрыгнуть. Это делается быстро, и, если подобрать момент, никто не заметит. Но на первом подоконнике и на раме, когда забирался в здание, остались отпечатки его пальцев. Их следовало стереть. И Паша, сначала стерев все отпечатки здесь, пошел обратной дорогой. Опять так же терпеливо открывал и закрывал скрипучую дверь, косо поглядывая в начало коридора и желая охраннику увлечься чтением. Потом открыл окно, вытер все следы и выпрыгнул на газон. Пусть там остаются отпечатки. Пока его глупые менты поймают, он уже десять пар обуви износит.

Дерево, удобное для выхода, стояло чуть в стороне. Уже с этого дерева Гальцев увидел, как по асфальтированной дорожке мимо здания, которое он только что посетил, идут две женщины. Они явно посмотрели на окно, которое он оставил открытым, но даже не остановились. А Паша перепрыгнул с ветки на газон по ту сторону забора. На сей раз приземлился удачно – и вышел сразу к дороге, чтобы поймать машину.

Глава десятая

1

Обзавестись сотовым телефоном я все же успел. Вот только не успел оплатить абонентную плату, и потому мой номер еще не подключили. Но все же саму новенькую трубку, придя домой, я положил на стол – на самое видное место, чтобы время от времени посматривать на нее и тешить свое самолюбие.

И одновременно набрал литературы по компьютерам, чтобы завтра прийти в фирму к Осоченко теоретически чуть более подкованным. На изучение и понимание я рассчитывал потратить весь вечер и часть ночи. Но моим благим намерениям не суждено было осуществиться. Позвонил Лоскутков. Как всегда, не вовремя. Иначе он не умеет. И все еще из управления. С такой челюстью на глаза жене показаться боится?

– Привет, майор, – он не сказал, а простонал в трубку, по мере произнесения фразы делая чуть ли не актерские паузы между словами, хотя и вынужденные.

А я человек от природы не злой, тем более, хорошо знаю, что такое сломанная челюсть – мне самому однажды в Афгане автоматным прикладом стукнули с таким же результатом. И я не стал очень сильно смеяться над чужой бедой.

– Страдаешь? – насколько сумел, спросил сочувственно.

– Обидно, понимаешь… – прошипел он.

– Понимаю. Надо было лучше тренироваться на допросах, – все же не удержался я и съехидничал, хорошо зная, какими последствиями для подследственных оборачиваются такие тренировки. – Что про твоего боевика-домушника слышно?