Стрельцы у трона
Шрифт:
– - Это ладно. А все же еще послуха надо бы... Все лучче, вернее дело буде...
– - Што же, и лекаришко той, Берлов Давыдко, не откажется... Да недорого и возьмет за послугу, толковал я уж с ним, -- невольно понижая голос, заявил Толстой.
– - Што ж, давай Бог, час добрый... А, слышьте, бояре, кому же к царю с докладом про то воровское дело явиться надо? Тоже не единым разом все и сказать можно. И пору выбрать следует. И человеку бы царь веровал...
– - А што, коли жеребий метнуть?
– - предложил Троекуров.
– - Кому выпадет, тому и начать надо...
– -
– - Ну, коли так -- я вперед не суюся, -- не обижаясь на намек, отмахнулся рукой Троекуров.
– - Меня уж выбирайте, коли надо буде чару потяжелее поднять да осушить... Вот я тода и пригожуся...
– - Буде балагурить, бояре, -- оборвал его раздражительный Куракин, недолюбливавший вечные кривлянья придворного забавника.
– - Дело кончать надо. Тебе, Иван Михалыч, не сказать ли?
– - Што ж, я скажу... ежели все хотят, штобы я... Да не помыслит ли царь: по злобе-де я на Матвеева наговариваю. Как всем ведомо, што от ево поклепов меня и на воеводство, на край земли услали...
– - И то верно. Как же быть-то?
Невольно глаза всех обратились к Языкову. Он еще недавно попал в силу и в милость к юному царю, не был запутан в дворовых интригах и происках. Ему, конечно, скорей всего поверит царь.
Понимая молчаливый вопрос, осторожный, уклончивый Языков мягко заговорил:
– - Я бы рад радостью, бояре! В друзьях мне не бывал боярин Матвеев, а и врагом не числится... Да, слышь, таку речь от государя мне слышать довелося, вчерась еще: "За то ты мне мил, Ванюшка, что ни на ково ничего не наносишь. Зла ни к кому не таишь. За то и верю тебе"... Гляди, стану и я доводить царю про лихие дела боярские -- и мне веры не будет у государя. А так, об этом деле уж он спросит меня, уж тово не миновать. Я и скажу, коли иной хто ранней доведет все до ево царской милости. Так все лучче наладится.
Переглянулись бояре. Особенно внимательно прислушивались оба Милославских к этому скромному заявлению Языкова.
Словно глаза у них раскрылись: пройдет немного времени -- и этот худородный, незначительный дворянчик, так быстро преуспевший при юном царе, умной повадкой займет первое место.
Но об этом -- после надо подумать. Теперь -- Матвеев на череду.
И Хитрово решительно заявил:
– - Ну, пущай про меня думает, как поволит государь, а я правду скажу, не смолчу. Потому -- берегу ево же государское здоровье... Нынче ж повечеру и доведу все до царя. Послухи у вас были б готовы. Я ранней сам поспрошаю их...
– - Да хоть в сей час... У меня на дворе они. Я к тебе их и пришлю, -- сказал Толстой.
– - Только, бояре, што еще скажу. Стрелецкий полк, Петровцы, гляди, за него, за Артемошку, вступятся... Да иноземные ратники с ими. Дело надо умненько повести.
– - Ну, не учи нас, боярин. Сами с усами. Все наладим. Только бы почать!
– - Почнем. В час добрый! А теперя еще иные дела на череду... Про свадьбу про цареву подумать надо.
И кучка самовластных правителей земли, тайная камарилья,
Долго тянулись разговоры и споры об этом. Немало взаимных обид и угроз вырвалось у собеседников. И, ничего не решив пока, разошлись по домам.
А вечером, когда царь укладывался на покой, прослушав обычный доклад Хитрово, тот сдержал слово и подробно передал царю все, в чем обвиняли Матвеева.
– - Пустое, слышь, -- было первое слово Федора. Но он тут же задумался.
Правда, ни в чем дурном нельзя было укорить Матвеева, но кто же не знал, что он с царицей Натальей уговаривали Алексея назначить царем Петра, мимо царевича Федора... Может быть, осторожный Матвеев только прикидывается таким усердным и честным слугой. А сам питает в душе честолюбивые замыслы... Что же касается чар?.. Все может быть на свете... Самые ученые, умные люди -- и те не отрицают, что можно иметь сообщение с мертвецами, с разными духами...
И задумался Федор.
Хитрово, словно читая в мыслях у юноши, сдержанно заговорил:
– - Оно, што говорить: веры дать нельзя без доказу... А, слышь, государь, и в Библии же сказано, как царь Саул ходил к чаровнице Аэндоровской, Самуила-пророка дух вызывал... Иные бывали же примеры достоверные... Поразузнать бы надо... Это первое дело... Второе: уж коли начали на Артемона Сергеича таки поклепы возводить, значит, многим он поперек пути стал! Уж тебе покою не дадут... Народ мутить почнут. Редкий из бояр не на Матвеева. Не стать же тебе, государь, со всем своим боярством свару вести из-за нево одново... Легше одним поступиться... Как-никак -- доведется услать от очей своих царских. Так оно лучче, коли за вину ушлешь. От матушки царицы Натальи Кирилловны меней досады тебе буде. Скажешь: "Не я, мол, караю. Вина на ем"... Так мне сдается.
Молчит Федор.
Он понимает, что Хитрово хотя и руководим ненавистью, но говорит правду. Знает, что не сумеет выдержать общего натиска, не решится поссориться с влиятельными боярами своими из-за Матвеева, которого не особенно и любит, только уважает как честного и бескорыстного слугу...
Вот почему ни словом не откликается царь на речь Хитрово, не говорит ни да ни нет.
Умный боярин видит, что происходит с юношей. И не стал больше толковать об деле. Начало сделано. А там все само собой придет. Особенно когда примется за дело боярыня Анна Петровна Хитрово, тоже ненавидящая Матвеева и Нарышкиных.
Хитрово рассчитал очень верно. Месяца не прошло, как Матвеев получил указ: сдать все посольские дела и дела по полку, а самому сбираться на воеводство в Верхотурье.
Конечно, и сам Матвеев понимал, и все видели, что это -- опала царская, тем более тяжкая, что не было объявлено, за какую вину карают боярина.
Но спорить нельзя открыто. Воеводство -- все же не ссылка.
Только криво усмехнулся Милославский, когда объявил врагу:
– - Слышь, и тебе, как мне же, честь выпала на воеводстве посидеть! А государю челом бить не ходи. Недужен государь. Не до "чужих" ему...