Стрелок-4
Шрифт:
— К чему вы клоните?
— Новый император оставит вас министром?
— Нет, — нехотя признал граф.
— А что будет с предложенными вами реформами?
Лорис-Меликов дернулся, будто от удара, потом отставил в сторону свой бокал и пристально посмотрел на продолжавшего говорить Будищева.
— Судя по настроениям, царящим в окружении цесаревича, все, за что вы боролись эти годы, пойдет насмарку, так?
— Так, — еще больше помрачнел хозяин дома.
— И все это по вине нескольких утырков, ничего не знающих и не умеющих, но готовых ради своих
— Пожалуй, вы верно сформулировали.
— Я могу вам помочь.
— Каким образом?
— Точно так же, как я спас императора, — усмехнулся Будищев и, видя, что министр его не понял, пояснил, — с помощью револьвера.
— Постойте, — изумился подобной непосредственности граф. — Я не ослышался, вы предлагаете бессудную расправу?
— Да.
— Нет. Я не могу на это пойти! Если вам известно, где скрываются заговорщики, то ваш долг сообщить мне об этом. Я немедля пошлю туда жандармов, их арестуют и осудят, как это и должно быть в цивилизованном европейском государстве!
— Видите ли, Михаил Тариэлович, — помялся Дмитрий. — Я еще не знаю, где они.
— Тогда о чем мы разговариваем?
— Но могу узнать.
— И как же?
— С помощью одной женщины, которая сидит в Петропавловской крепости.
— Вы, верно, о некоей Гесе Барнес, выдававшей себя за Гедвигу Берг? — проявил осведомленность министр.
— Верно.
— Насколько мне известно, она отказалась сотрудничать со следствием.
— Она иногда бывает упряма, — кивнул Дмитрий.
— Но вы уверены, что вам удастся убедить ее предать своих сообщников?
— Да.
— Даже не знаю, мне кажется она слишком закоренелая преступница!
— Михаил Тариэлович, вы хотите обезвредить террористов?
— Конечно!
— Тогда дайте мне свободу действия.
— Что вы имеете в виду?
— Нечто вроде охранной грамоты. Типа, все, что совершил податель сего, сделано по моему приказу и на благо государства. И приказ о всемерном содействии.
— Дюма начитались?
— Нет. Вспомнил документ, который вы дали Ковалькову.
— Ну, хорошо, положим, вы меня убедили. Что вы собираетесь предложить своей бывшей любовнице?
— Свободу и возможность покинуть Россию.
— Что?! Я никогда на это не пойду!
— Михаил Тариэлович, — вздохнул Будищев, — обещаю, что Геся Барнес покинет пределы Российской империи и больше никогда и никого здесь не потревожит. В сущности, вся ее вина лишь в том, что она восторженная дура. Геся ведь ни в кого не стреляла, не бросалась бомбами. Даже прокламаций не распространяла.
— Да-да, всего лишь скрывала государственного преступника. К слову в вашей с ней квартире!
— Я же говорю, дура. Но с ее помощью мы можем прихлопнуть остальных.
На лице Лорис-Меликова промелькнула целая гамма чувств от недоверия до надежды, после чего он наклонился к своему гостю и вкрадчиво спросил:
— А для чего это вам?
— Я хочу отомстить.
— Но, за что?
— Вам наверняка доложили, что от бомбы террориста пострадал мальчик. Его звали
— Сочувствую вашей утрате, но все же…
— Выше высокопревосходительство, — отчеканил глядя ему в глаза Будищев. — Я все равно убью этих людей. Всех до одного. С вашей помощью или без. Просто с нею будет быстрее. Решать вам.
[1] Майндель умрет 30 марта 1881 года.
[2] Дом принадлежал сыну историка Владимиру Николаевичу Карамзину
Глава 12
Из-за близости к морю в Петербурге всегда сыро. Даже когда царит летний зной или лютый мороз в воздухе достаточно влажности, чтобы сделать жизнь обитателей столицы невыносимой. Но сегодня этот воздух показался Гесе таким опьяняюще свежим, что она, казалось, не сможет им надышаться. В это серое утро ей все казалось не таким мрачным и серым, в особенности после того, как спиной с противным глухим лязгом закрылись обитые железом тяжелые двери тюрьмы.
Да, сегодня ее выпустили на свободу, притом совершенно не объясняя причин. Просто велели собираться, потом подвели к выходу и выставили вон, как выставляют надоевшую собаку из дома или несостоятельного клиента из трактира. Разве что обошлись без пинка.
— Доброго здоровьишка, Гедвига Генриховна, — с явным сочувствием в голосе пригласил ее кучер, стоявшей неподалеку кареты, в котором она не без удивления признала Шматова. — Садитесь, пожалуйста.
За время, что они не виделись, ее бывший пациент почти не изменился, разве что одеваться стал лучше. Но добрый и немного наивный взгляд серых глаз остался таким же. Только смотрели они не из-под солдатского кепи, или деревенского треуха.
— Здравствуй, Федя, — отозвалась Геся, немного насторожено взирая на богатый кафтан и меховую шапку, старого знакомого. — Ты как здесь оказался?
Появление Шматова, конечно же, не было случайностью. Значит, где-то совсем рядом находится Будищев и, возможно, ее злоключения вовсе не закончились, но… все равно она на свободе. А дальше будь что будет!
— Да вот, ехал мимо, — улыбнулся во весь рот парень. — Вы садитесь, а то холодно нынче.
На улице и впрямь было зябко, а потому девушка не стала более чиниться и послушно села в экипаж, да и идти ей, собственно говоря, было некуда. Как ни странно, Дмитрия внутри не оказалось, а ехать пришлось долго.
— Где мы? — удивленно спросила она, выбравшись из кареты наружу, на какой-то почти деревенской улочке, застроенной простыми деревянными домами.
— За городом, Гедвига Генриховна. От квартиры-то вам прежние хозяева отказали, а тут и крыша над головой и банька натоплена. Вам сейчас после острога-то банька самое то!
Тут Шматов не ошибся, если ей и хотелось чего-то в заточении, так это помыться по-человечески. Не ежась от холода в не протопленном помещении, не экономя воду в шайке и не толкаясь и ссорясь с другими узницами, как в пересыльной тюрьме.