Стрелок-4
Шрифт:
— Вот как! — издала нервный смешок барышня. — И чем же, позвольте спросить, этот день отличается от всех иных?
— Тем, что в другое время у нас такой возможности может и не быть, — терпеливо продолжал Дмитрий, после чего обернулся к горничной и попросил, — Машенька вы не оставите нас на пару минут?
— Вот еще, — вспыхнула Люсия и строго сказала, — Мария не вздумай никуда уходить!
Надо сказать, что любопытная девица и сама никуда не собиралась, но несносный Сердар вдруг схватил ее зубами за полу мерлушковой шубки, совсем недавно подаренной госпожой, и потащил в сторону. Девушка
— Предатель! — возмутилась мадемуазель Штиглиц и даже топнула ножкой, но собакен не обратил на это ни малейшего внимания.
— Люся, давайте все же поговорим, — улыбнулся в усы подпоручик.
— Я не желаю с вами беседовать, а если вы не оставите меня в покое я буду кричать!
— Неужели я вдруг стал вам настолько противен?
— Вы… вы… вы — негодяй!
— И почему же?
— Вам и самому это должно быть известно!
— О чем именно?
— Вы только притворялись, что любите меня, а сами намеревались продолжать связь с этой вашей, как ее, Гедвигой, Гесей, не знаю. Имя им легион…
— С чего вы это взяли?
— А разве вы не пошли на подлог и не освободили ее из тюрьмы?
— Вот оно что, — понимающе хмыкнул Дмитрий. — А вы полагаете, лучше было бы оставить беременную женщину в заключении?
— Так это правда! — еще больше возмутилась баронесса. — У вас будет ребенок, а вы скрывали это от меня?
— Люсенька, — Будищев так участливо покачал головой, что баронессе захотелось его убить, — вы же все-таки медик! Меня больше года не было в Петербурге, каким образом я могу быть отцом этого несчастного малыша?
— Об этом я как-то не подумала, — вынуждена была признать Люсия, но надолго ее не хватило, и барышня снова перешла в наступление. — Все равно, вы сначала должны были все рассказать мне!
— Обещаю в дальнейшем рассказывать вам все!
— Будищев, вы что не поняли?! Не будет никакого «в дальнейшем»! Я все равно не желаю вас видеть, да у нас и не будет такой возможности. Я стану фрейлиной, а…
— А я охраняю императора, — с улыбкой парировал подпоручик. — Так что видеться мы будем каждый день. И это не считая церемонии награждения, которая состоится через пару дней. Там уж мы точно встретимся.
— Нет, это положительно невыносимо! Я не желаю вас видеть, вы слышите?
— А я напротив очень соскучился.
— Все я ухожу!
— Значит, до скорого?
Баронесса в ответ только фыркнула, и тут же пошла прочь с гордо поднятой головой. Изнывающая от любопытства горничная немедля к ней присоединилась, и только бедный Сердар не знал, что ему делать. Сначала он побежал к Будищеву, потом понял, что тот остается и вернулся к хозяйке, но на полпути встал как вкопанный и отчаянно заскулил. Его честное и преданное собачье сердце разрывалось между двумя людьми, которых он любил больше всего на свете, а те вели себя как бесчувственные истуканы, не собираясь что-либо предпринять.
— Ишь как плачет, — первой не выдержала Маша.
— Ко мне, — обернувшись, приказала Люсия, но пес закрыл лапами морду и заскулил еще сильнее.
— Сердар, — позвал Будищев и тот тут же сорвался с места и подбежал к моряку, подметая
— Вот засранец! — не выдержала горничная.
Тем временем Дмитрий наклонился к среднеазиату и, потрепав его ладонью по холке, сказал:
— Беги к ней, малыш. Ей ты нужнее!
Сердар недоверчиво посмотрел на моряка, потом, кажется, понял, о чем тот просит и, развернувшись, побежал к хозяйке и ее спутнице.
[1] Имеются выпускники пажеского корпуса.
[2] Черевин П.А. — Товарищ шефа отдельного корпуса жандармов в 1878–1881 гг. По меткой характеристике данной статс-секретарем Половцевым — «умный, добрый, честный и постоянно выпивши».
[3]Федоров А.В. — Градоначальник Петербурга в 1880–1881 гг.
[4] Фурсов. — Начальник секретного отдела в канцелярии Петербургского полицмейстера.
[5] Дроля — любовник, любовница (устар.)
Глава 17
Бывают такие дни, когда с самого утра все идет, как по маслу, во всех начинаниях сопутствует удача, солнце светит ласково, а если и пойдет дождь, то теплый, ласковый и исключительно для того, чтобы оросить живительной влагой твои нивы. И вот посреди этой идиллии случается нечто от чего все идет наперекосяк и казавшиеся такими незыблемыми основы мироздания рушатся, как стены карточного домика…
Впрочем, обо всем по порядку. Утро для Будищева началось рано, пока большая часть начальства еще пребывали в постелях и видели сны. Но пока они изволили почивать, Дмитрий успел вывести выделенный ему взвод стрелков на гимнастику, затем еще не остывшие солдаты совершили марш-бросок на импровизированный полигон, где успешно отстрелялись и только потом смогли позавтракать.
Делал все это он, разумеется, не от скуки. Последние несколько дней они с Кохом занимались отбором людей к себе в часть и столкнулись с полным непониманием со стороны командования. То есть, для капитана это было делом привычным, а подпоручик постепенно закипал. Дело в том, что для нижнего чина любой незнакомый офицер, даже такой как Будищев, представлял собой в первую очередь нешуточную угрозу. Поэтому оказавшись пред светлыми очами начальства, солдаты деревенели, замыкались в себе, и на все вопросы старались отвечать: — «не могу знать!»
Спрашивать о чем-либо господ-офицеров было делом откровенно гиблым. Большинство из них в лучшем случае знали своих подчиненных по фамилиям, а на что они способны, что умеют и к чему стремятся, совершенно не представляли. Унтера могли знать больше, но специфика гвардейской службы заключалась в умении красиво маршировать и содержать в полном порядке амуницию, а на остальное им было плевать.
Кох, имевший гораздо больше служебного опыта, чем его помощник, вообще предлагал не заморачиваться, и набрать одних казаков, к которым был явно расположен, но у Будищева на этот счет было свое мнение. Не имея ничего против уроженцев Солнечной Кубани и Тихого Дона как таковых, он все же не слишком им доверял. Да, в среднем они были более развиты и активны, чем одетые в солдатскую форму вчерашние крестьяне, лучше владели оружием, особенно холодным, но вместе с тем, почти все они, что называется, себе на уме.