Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли
Шрифт:
– Не прикасайся ко мне! Не подходи! Ты не посмеешь коснуться Невесты Божией.
– Хочешь на спор? – ухмыльнулся стрелок и шагнул к ней. – Не зевай, проверяй, как сказал старый картежник, открыв кубки и жезлы.
Гора плоти вдруг содрогнулась. Ее лицо превратилось в карикатурную маску безумного ужаса. Растопырив пальцы, она сотворила перед стрелком знак Глаза.
– Пустыня, – сказал стрелок. – Что за пустыней?
– Тебе никогда его не поймать! Никогда! Ты сгоришь! Сгоришь! Он так сказал!
– Я поймаю его, –
– Нет!
– Отвечай!
– Нет!
Он подался вперед, упал на колени и обхватил ее бедра. Она сжала ноги, точно тиски. Всхлипнула как-то странно и похотливо.
– Стало быть, демон, – сказал стрелок. – Ну, выходи, демон.
– Нет…
Рывком он раздвинул ей ноги и вынул из кобуры револьвер.
– Нет! Нет! Нет! – Она задышала прерывисто, хрипло.
– Отвечай.
Она тряслась в своем кресле, так что под ним дрожал пол. С ее губ слетали обрывки молитв и невнятных проклятий.
Он ткнул стволом револьвера вперед и скорее почувствовал, чем услышал, как воздух испуганным ветром ворвался ей в легкие. Она молотила руками ему по голове; ее ноги бились об пол. И в то же самое время это громадное тело стремилось вобрать в себя смертоносный предмет, вторгшийся в сокровенное лоно; желало принять его в свое чрево. Никто их не видел – только пыльное небо в синюшных кровоподтеках.
Она что-то выкрикнула ему, пронзительно и невнятно.
– Что?
– Горы!
– И что там в горах?
– Он остановится… с той стороны… Боже м-м-милостивый!.. чтобы собраться с с-с-силами. П-п-погружение, медитация… понимаешь? О… я… я…
Необъятная гора плоти вдруг напряглась, подавшись вперед и немного вверх, однако он был начеку и не позволил ее сокровенной плоти прикоснуться к нему.
А потом она вдруг как-то сникла и съежилась. Разрыдалась, зажимая руками низ живота.
– Ну вот, – сказал он, поднимаясь. – Демона мы обслужили, а?
– Уходи. Ты убил ребенка Алого короля. Но ты за это заплатишь. Уж будь уверен. А теперь уходи. Убирайся.
Уже на пороге он оглянулся.
– Никакого ребенка, – коротко бросил он. – Никаких ангелов, принцев и демонов.
– Оставь меня.
Он ушел.
XVI
Когда стрелок пришел на конюшню, на северном горизонте встало мутное марево – пыль. Но над Таллом пока было тихо, мертвенно тихо.
Кеннерли дожидался его в конюшне, на усыпанном сечкой помосте.
– Отъезжаете, стало быть? – Его губы расплылись в подобострастной улыбке.
– Да.
– Даже не переждавши бурю?
– Я ее опережу.
– Ветер всяко быстрей человека на муле. На открытом пространстве он вас убьет.
– Мне нужен мой мул, – просто сказал стрелок.
– Да,
Но Кеннерли не сдвинулся с места, а просто стоял, словно решая, что бы такого еще сказать, и усмехался этой своей подхалимской, исполненной ненависти ухмылкой. А потом его взгляд скользнул куда-то поверх плеча стрелка.
Стрелок шагнул в сторону и обернулся – тяжелое полено, с которым набросилась на него Суби, со свистом рассекло воздух и только легонько задело его по локтю. Сила размаха не позволила Суби удержать полено в руках, и оно грохнулось на пол. Наверху, на сеновале, испуганно заметались ласточки.
Девушка тупо уставилась на стрелка. Ее перезрелая пышная грудь распирала застиранное полотно рубахи. Медленно, как во сне, она засунула большой палец в рот.
Стрелок повернулся обратно к Кеннерли. Тот растянул губы в широкой улыбке. Его кожа была желтой, как воск. Глаза так и бегали.
– Я… – начал он влажным, булькающим шепотом и не сумел закончить.
– Мой мул, – напомнил стрелок.
– Конечно-конечно, – прошептал Кеннерли, и его ухмылка вдруг сделалась удивленной. Он как будто не верил, что все еще жив. Он поплелся за мулом.
Стрелок перешел на новое место, откуда было удобнее наблюдать за Кеннерли. Конюх вывел мула и вручил стрелку поводья.
– А ты ступай, присмотри за сестрой, – буркнул он, обращаясь к Суби.
Суби тряхнула головой и осталась стоять на месте.
С тем стрелок и ушел, оставив их пялиться друг на друга в пыльной, загаженной конюшне: старика с его болезненной ухмылкой и девицу с ее тупым заторможенным упрямством. Снаружи по-прежнему было душно. Жара обрушилась на него, как молот.
XVII
Он вывел мула на мостовую, поднимая сапогами облачка пыли. На спине у мула хлюпали бурдюки с водой, полные под завязку.
Он заглянул к Шебу, но Элли там не было. Там вообще никого не было. Окна были заложены досками в ожидании бури. Элли так и не взялась за уборку после вчерашней ночи. Бардак в зале был жуткий. Воняло прокисшим пивом.
Он набил свой дорожный мешок кукурузой, сушеной и жареной. Вытащил из холодилки половину сырого мяса, разделанного для бифштексов. Оставил на стойке бара четыре золотых. Элли так и не спустилась. Желтозубое Шебово пианино безмолвно с ним попрощалось. Он вышел на улицу и укрепил свой дорожный мешок на спине мула. В горле стоял комок. Он еще мог избежать ловушки, только шансы его были невелики. В конце концов, он же Нечистый.
Он шел мимо притихших в ожидании домов, чувствуя взгляды, нацеленные на него сквозь щели и трещины в закрытых наглухо ставнях. Человек в черном прикинулся в Талле Богом. Он говорил про ребенка Алого короля, про красного принца. Но что это было: проявление вселенской иронии или акт безысходности? Хороший вопрос.