Стрелы Перуна

Пономарев Станислав Александрович

— Пошли туда! — показал Асмид на южный донжон. ..

С высоты двадцати метров беки, прикрыв ладонями глаза от лучей встречного солнца, жадно следили за рекой.

Асмид обернулся, мрачно глянул на своих сподвижников, помолчал, играя скулами, потом спросил:

— Где Гафур-эльтебер?

Ханы притворно удивились, стали оглядываться.

— Найдите его!

Поскольку приказ был высказан не к кому-либо лично, а вообще, то все и ринулись исполнять повеление кагана. Через мгновение Асмид остался один.

— Коназ-пардус ничего не делает просто так, — размышлял он вслух. — Неужели

урус надеется, что огонь сокрушит кирпичную кладку? Наверное, уверен в этом. Но почему?.. Однако много пищи для огня заготовил Святосляб, — отметил каган-беки, наблюдая за рекой.

А с верховьев все плыли и плыли горящие плоты, и конца им не было видно. Крепость препятствовала проходить им дальше по стрежню, и столбы секущего огня с черным дымом уже полыхали выше стен и башен.

По одному вернулись ханы. На лицах их застыло выражение скорби и страха.

— Где Гафур-эльтебер? — снова спросил каган. Ханы опустили глаза, потом подняли их к небу и помолились аллаху за упокой души достойного.

— Ротозеи, — равнодушно бросил Асмид. Помолчал. Глянул на сподвижников. Спросил: — Что может сделать огонь с камнем? Кто скажет? Только воздержитесь говорить, что каган Святосляб дурак.

— Позволь мне, о Могучий! — выступил вперед храбрый и прямодушный бек тургудов Ровдух-богатур.

Каган-беки с сомнением посмотрел на него, однако кивнул утвердительно.

— Если бы камни стен и башен были сухими, огонь ничего бы не сделал с ними. Но... — Ровдух показал на стену, — за много лет вода проникла внутрь. Как только огонь разогреет воду внутри кладки, пар станет рвать камень и стена рухнет.

— Та-ак! — не поверил ему каган. — А вы что скажете? — холодно спросил он ханов.

Амурат выступил вперед. Асмид поморщился и пальцем указал ему на прежнее место. И тогда ханы наперебой стали восхвалять мудрость Ровдух-богатура.

— Повелеваем! — Каган-беки в упор смотрел на Амурат-хана. — Повелеваем насыпать вал позади стены!

Тот хотел было возразить что-то, но промолчал, поклонился и поспешил вниз исполнять повеление...

За необычным огненным штурмом крепости с интересом наблюдали патрикий Михаил и царевич Василий.

— Скажи, — вопрошал царский отпрыск, — неужели архонт россов намеревается таким способом сокрушить камень? Ведь это не дерево!

— Сфендослав — смышленый варвар! Если он задумал именно так брать крепость, простоявшую сто тридцать лет, то он ее возьмет. Можешь не сомневаться.

— Если это случится, я перед всеми поклянусь, что Сфендослав самый искусный полководец в наше время! — воскликнул пылкий отрок.

— А потому и самый опасный враг Романии, — мрачно добавил Михаил.

— Но ведь он не воюет с нами!

— Пока не воюет. Но как только он сокрушит царство кагана, силы россов утроятся, а самомнение архонта варваров вознесется под небеса. В какую сторону повернет острие своего меча такой воитель? У него только два пути: в Болгарию или в Романию! Нам нежелателен ни тот, ни другой его шаг.

— Но Болгария и наш враг тоже! Пусть варвары дерутся друг с другом. Когда они в кровавой борьбе ослабнут оба, мы захватим земли и того и другого!

— Значит: «Разделяй и властвуй». Ты хорошо усвоил завет македонского

царя Филиппа [151] ! Хвалю! Однако посмотри. — Патрикий кивнул в сторону реки. — С лодки только что сошел и, кажется, к нам идет человек. Вон тот, высокий, в черном плаще, видишь?

— Который? Тот, что горбится?

— Да! Этот человек мне знаком. Это купец из Синопа. Его зовут Лорикат.

— Так пригласи его к нам! — нетерпеливо воскликнул царевич.

— Тише! Нельзя. Если он посчитает необходимым, то сам подойдет к нам.

151

 Филипп — царь Македонии (359—336 гг. до н. э.), отец завоевателя полумира Александра Македонского.

— Что значит, пожелает? — покраснел от обиды Василий. — Кто он такой, чтобы желать? Ты сам сказал, Лорикат простой купец.

— Прошу тебя, не выражай свое возмущение так громко. Мы все-таки не в Константинополе. Сотни глаз следят за нами. А Лорикат, — он понизил голос до шепота, — не просто купец, а...

После побега греческого воина из свиты византийского посла Святослав ограничил свободу Михаила и его окружения. Охрана из десятка гридей повсюду сопровождала их.

— Ты взял нас под стражу, архонт россов?! — возмутился было патрикий.

— Ты што, посол?! — рассмеялся хитрый варвар. — Разве яз посмел бы промыслить о том. У нас, на Руси, положено: доброму гостю — добрый почет! Гриди сии почет перед народом кажут тебе, болярин ромейский! Гордись!

Патрикий прекрасно понял, что это за «почет», однако спорить не стал, смирился. Да и опасно было спорить: Святослав мог обвинить его в пособничестве хазарам и если не казнить тут же, то высказать свое возмущение императору Никифору Фоке. А тот тоже долго раздумывать не любит, когда дело касается его интересов: в открытую ссориться с руссами, особенно сейчас, когда войска заняты борьбой с арабами, властитель Византии не станет...

Здесь, в боевом стане руссов, говорить вслух о сокровенном греки остерегались. Сановник царя Никифора быстро сообразил: стражники, приставленные к ним, отлично знают греческий язык.

Опытным взором полководца Михаил оценивал боевую деятельность Святослава. Скоротечный разгром основной хазарской орды изумил его. Патрикий полагал, что бой с превосходящими силами кочевников сложится иначе. Теперь греки наблюдали за огненной атакой несокрушимой ранее твердыни.

— Необычное дело это завершится блестящей победой россов, — говорил сановник царевичу. — Видишь, хазары из-за огня и дыма вынуждены оставить без защиты весь восточный угол города. А вон и катапульты подплывают. Мудро. Раз... три... пять метательных машин в четверти стадия [152] от башни. А хазары бессильны даже осыпать их стрелами. Учись, Порфирородный!

152

 Стадий (греч.) — мера длины, около 200 метров.