Стрелы ярости

Ричес Энтони

Брокх выбрался из-за прилавка. Лицо его выражало одновременно изумление и ужас.

– Тиберий Руфий? Но…

Руфий вышел из тени, стащил шлем и бросил его на прилавок. На губах его играла кровожадная усмешка.

– Знаю, ты просто счастлив снова меня видеть. Я случайно проходил мимо и услышал, как ты ругаешься, словно базарная торговка. «Провалиться мне на месте, – подумал я, – старый дурак Брокх разоряется, совсем как в старое доброе время».

– Но ты же вышел в отставку. Сам видел, как тебя провожали…

Руфий ухмыльнулся во весь рот и больно ущипнул квартирмейстера за толстую щеку.

– А вот теперь, как видишь, на мне снова военная форма, и я опять радуюсь жизни. Или тебе показалось, что я одет в дурацкий наряд? Да, я пришел сюда со своим юным другом

и его загорелым опционом, и мы собираемся очистить твой склад от всего, что может пригодиться ста шестидесяти солдатам, стоящим за этой дверью. Нет, мы не претендуем на амуницию легиона. Нам, вшивым ауксилиям, сгодится все, что ты заныкал по углам в надежде потихоньку перепродать когда-нибудь в будущем. – Он расплылся в улыбке, глядя на потрясенное выражение лица начальника склада. – И как ты сможешь нам помешать? У нас есть официальное предписание легата Шестого, который совсем еще недавно сражался плечом к плечу вот с этим сосунком и со мной. Вдобавок тебе же не хочется, чтобы один офицер узнал кое-какие гнусные подробности твоей личной жизни? Что же ты замолчал, кладовщик? Давай собирай своих бездельников! Пусть они выдадут все, что полагается, ста шестидесяти смелым парням, которые будут стоять между тобой и злобными варварами.

Начальник склада побледнел, повернулся и скрылся в полумраке склада, зовя своих людей. Руфий хмыкнул ему вслед и удовлетворенно произнес, обращаясь к Марку и Кадиру:

– Вот вам, ребята, доказательство того, что важно знать не только нужных людей, но еще и кого они пользуют. Без этого мы бы ни за что не получили полное пехотное снаряжение для двух центурий лучников.

Теперь, когда солдаты Восьмой центурии шли со стертыми ногами под грузом полной боевой выкладки, вчерашний тяжелый переход казался веселой прогулкой. Хамианцы с трудом ковыляли по дороге, которая полого поднималась от Скалы к Котлу. У Кадира, который шел рядом с Марком, над бровями выступили бусинки пота. Теперь все лучники были обуты в крепкие сандалии на толстых, подбитых шипами подметках, которые лениво отбивали такт шагов.

– Эта кольчуга, должно быть, вдвое тяжелее наших прежних доспехов.

Марк мрачно улыбнулся.

– Не говоря уже о кожаном жилете. Ты будешь проклинать его последними словами, пока однажды он не спасет твою нежную кожу от ранений, которые причиняют металлические кольца, когда в них втыкается клинок. Но как бы то ни было, эти тяжелые рубахи из металлических колец, закрывающие тело от шеи до бедра, – лучшие доспехи в империи. Они способны защитить не только от стрел, но и от ударов меча или копья, если, конечно, кольцо не лопнет или заклепка не выпадет. Ко всему прочему, они довольно гибкие. После первого же боя с синеносыми ты захочешь кольчугу подлиннее и потолще.

– Синеносые?

– Это ласковое прозвище для местных племен. У них принято раскрашивать себя перед сражением. – При виде недоверчивой улыбки хамианца Марк иронически поднял бровь. – Смейся сколько хочешь, но, как увидишь сплошную стену орущих, разрисованных синей краской рож, тебе станет не до смеха.

– Понятно. А копье?

– Шесть фунтов каждое. Вам полагается каждому по два, но мы решили, что хватит одного, с учетом того что у вас еще луки. Могу тебе сразу сказать, что меч весит три фунта, щит – двенадцать, шлем – пять, и еще пять фунтов – паек и инструменты, которые мы носим на палке.

– И как же со всем этим сражаться? Я и на ногах-то едва стою под таким весом.

Марк кивнул.

– Я знаю. Первая неделя будет самой тяжелой. Но когда твои люди привыкнут к дополнительному весу, у них разовьется мускулатура…

Внезапно со стороны центурии тунгрийцев, шедшей впереди, раздался крик. Один из солдат свалился на землю рядом с колонной. Из его бедра торчала стрела.

– Шлемы и щиты! – прозвенел голос Дубна во внезапно наступившей тишине.

Замершая шеренга пришла в движение: воины спешно доставали из-за спин щиты и натягивали на головы шлемы. Марк повернулся к своей центурии, но приказ о мерах защиты замер у него в горле. Кадир, с луком в руках, делал открытой ладонью знаки в сторону дальних деревьев.

– Ты

позволишь? Пока они не понимают, кто мы такие?

Марк машинально кивнул. Такое развитие событий застало его врасплох.

– Делай как знаешь.

Полдюжины лучников из местных племен стояли в нескольких шагах от кромки леса, готовые в любую секунду нырнуть под защиту деревьев, как они это сделали тремя днями раньше. Выхватив стрелу с зазубренным наконечником, хамианец без малейшего усилия до предела натянул тетиву склеенного из дерева и кости лука, на секунду задержал дыхание, прицеливаясь, и на выдохе отправил стрелу в полет по длинной пологой дуге. Первый же выстрел попал в цель, а Кадир уже натягивал тетиву во второй раз. Не успел поверженный варвар упасть на землю, как из лука хамианца вылетела следующая стрела. Местный лучник, стоявший рядом с первой жертвой, оглянулся на упавшего товарища и, даже не поняв, что происходит, свалился рядом. Третий упал, едва раскрыв рот, чтобы предупредить своих собратьев об опасности, а четвертый был повержен во время спешного отступления маленького отряда. Марк прежде не видел такой быстроты и точности стрельбы. Стоявший рядом с ним Морбан разинул рот от удивления, да так и забыл закрыть его, зачарованный зрелищем сирийского лука, выплевывающего стрелу за стрелой.

Двое оставшихся варваров бросились к деревьям, спасаясь от безжалостных выстрелов, но добежать до леса удалось только одному. Он спрятался за огромным дубом, чуть выглядывая из-за ствола. Морбан одобрительно заревел и победно потряс штандартом.

– Всего двадцать ударов сердца – и пятеро убитых! Клянусь Коцидием [4] , ну ты…

Кадир, не обращая внимания на громкое одобрение, вложил в тетиву своего лука последнюю стрелу, глубоко вздохнул и замер, затаив дыхание. Какое-то время он стоял, не сводя глаз с дальнего дерева, затем, ровно в тот момент, когда бритт выглянул из своего убежища, выпустил последнюю стрелу, а затем, отвернувшись, повесил лук на плечо, словно его ни капли не интересовало, точен ли последний выстрел. В первое мгновение все оставалось по-прежнему. Потом варвар появился из-за дерева и, чуть помедлив, рухнул ничком на землю. Из его шеи торчала стрела. Кадир повернулся к Марку и повторил свой вчерашний поклон с раскрытыми ладонями вытянутых по бокам рук.

4

Коцидий – британский бог, отождествлявшийся римлянами с Марсом и Сильваном.

Юлий уже бежал к ним по дороге, улыбаясь во весь рот.

– Отличная работа, разрази меня гром! Теперь эти недоумки дважды подумают, прежде чем снова решатся на подобные вылазки. Можно двигаться дальше.

Кадир почтительно склонил голову.

– С твоего позволения, центурион, я бы хотел подобрать свои стрелы. И не все дикари убиты. Я отсюда вижу, что по крайней мере один из них шевелится.

Юлий похлопал Кадира по плечу, указывая на кромку леса и раненых варваров.

– Стреляешь ты здорово, спору нет, но тебе еще предстоит узнать о том, как мы здесь воюем. Пусть люди, которых ты уложил, лежат и истекают кровью. Нам на них наплевать. Какая разница, умрут ли они все или кто-то доползет до ближайшей деревни? Главное, чтобы до местных дошло, чем кончаются подобные нападения. Твои стрелы заставят задуматься, и ради этого не жалко оставить их там, где они есть. Центурионы, стройте людей, и давайте трогаться.

Измотанные хамианцы с трудом добрели до строевого плаца и вяло готовились к предстоящему смотру вместе с вновь прибывшей центурией тунгрийцев, когда исполняющий обязанности префекта Фронтиний вышел из крепости.

Морбан пихнул Кадира локтем под ребро и вполголоса пробормотал:

– Смотри, приятель. Это примипил Секст Фронтиний, или Дядюшка Секст, как его за глаза называют. Он человек честный, прямой и даже иногда позволяет себе возражать, если не наглеть, конечно. Если он тебя о чем-то спросит, не умничай, отвечай как есть, коротко и ясно.