Стремление к героизму будет вознаграждено

Герц Джеймс

Разыгравшийся после прогулки аппетит улетучился, словно того и не было — юноше ничего не оставалось, кроме как сесть в одиночестве на пенек, уставившись в никуда, и погрузиться в перебивающие друг друга мысли. Ралафара он не боялся ни раньше, ни сейчас, с самого начала понимая, что при желании или необходимости тот играюче расправится с ним. Куда страшнее было бы промолчать в момент, когда твои честь и достоинство унижают, а тебя самого клеймят предателем — Линур предпочтет погибель, нежели добровольно будет оконут в дерьмо с головой.

О причинах опрометчивости и безрассудности Рафа, вспоминая его состояние последние дни, догадаться было несложно — в лагере присутствует некто, кто пугает товарища пуще смерти, заставляя

совершать его сумасбродные вещи. Пришедшие на смену надежности и продуманности князя эмоциональность и поспешность могут погубить и его самого, и подобранного им по пути парня.

Выждав с полчаса, Лир оставил костер тлеть, чтобы тот согревал землю еще какое-то время, а сам улегся поближе к углям и закутался в теплый самодельный спальник. Он собирался дождаться Ралафара, но совсем скоро сон взял свое, забрав вместе с собой и все переживания человека. В этот момент между стволов деревьев, метрах в двадцати от места привала, вдруг треснула ветка и темный силуэт, шурша пологами одежды, быстро пошел в сторону лагеря.

***

Линур крутил меч в руках и все никак не мог смириться с мыслью, что тот может быть одновременно как легким и удобным, так и невероятно красивым. Албус был сделан из качественной стали, длина его клинка достигала восьми с половиной десятков сантиметров, а рукояти еще пятнадцать. Это немного длиннее предыдущего оружия юноши, однако идеальная балансировка компенсировала различие в размерах и позволяла ему чувствовать себя комфортно с новым оружием с самых первых секунд. Эфес украшался белой гравировкой по серебру, изображающей красивые узоры в виде вихрей и тянущихся вверх наподобие ростка тонких лучей белоснежного света; гарда была короткой и представляла из себя семь плотно переплетающихся между собой гладких сзади и выступающих зубчиками спереди прутьев, заканчивающихся с обеих сторон острыми наконечниками; рукоять вместо привычной обмотки из кожи состояла из металла внутри и темного дерева снаружи, не натирая ладонь и не выскальзывая из рук во время использования. Последней и вместе с этим самой заметной деталью стало шестиугольное навершие с не пропускающим свет белым драгоценным камнем в центре, грани которого переливались под яркими лучами светила.

Помимо всего прочего оружие являлось артефактом, что поразило Лира до глубины души, ведь он никогда прежде не держал в руках магический предмет. Даже в самых смелых мечтах ему не могло почудиться, что он когда-нибудь станет обладателем настолько дорогой вещи. Сомнений быть не могло: оставленный у спальника меч однозначно предназначался для Линура, ибо на нем нет привязки, как нет и владельца. Волнение, охватившее парня с головой, заставляло его сердце биться чаще, а руки подрагивать. «Свой артефакт. Со способностью. С возможностью возвращения из любого уголка Рутткорда обратно к владетелю. Это просто немыслимо!» — не мог поверить в столь сладкую правду Лир.

Черные ножны с искусным белым рисунком рвущихся вперед двух коней и создаваемых ими потоков ветра уже висели на поясе, а удобная рукоять лежала в ладони юноши. Он собирался потратить всю ману на привязку прямо сейчас, но переживал остаться с пустой шкалой на долгое время прямо перед поездкой в замок и вовсе не выдержать силу артефакта. Детишки любят пугать друг друга страшилками о том, как матерые воины завоевывали в турнирах и битвах лучшие клинки и луки, но спрятанная в оружии неукротимая мощь не поддавалась даже сильнейшим и сводила их с ума, превращая в кровожадных безумцев или беспомощных дурачков. Однако в отличие от многих других сказок, рассказанных под ночным небом, эта являлась чистейшей правдой, ведь Рутткорду давно известно, что процесс внедрения артефакта в Систему человека определяет, кто в связке станет головой, а кто — руками.

Облизав сухие и потрескавшиеся

губы, Линур напыщился и закрыл глаза, безуспешно пытаясь успокоиться, перехватил рукоять и, наконец, решился, влив в меч все до последней капли. Многочисленные звуки природы тут же пропали, а воздух будто стал легче. Лира охватила легкая эйфория, и он вдруг стал видеть детали, которых раньше совсем не замечал: обычный лесной цвет теперь пестрил со всех сторон зеленью, очаровывая и завораживая, множество насекомых бесшумно пролетали мимо, спеша в родной улей или к привлекающим их пыльцой цветочкам, а теплые лучи с неба ласкали кожу, чуть ли не заставляя под ними извиваться. Длилось это всего несколько мгновений, затем сменившись на усиливающуюся с каждой секундой головную боль и заполняющей все вокруг непроглядную черноту. Последняя приближалась, как цунами, собираясь накрыть собой все живое, вырвав по пути самое могучее дерево с корнями, разрушив самую высокую гору и стерев с лица планеты самого Императора, забрав с собой и всю его Империю. Когда давление на череп достигло предела, а тьма уже касалась парня, пространство вдруг схлопнулось, чтобы тут же выплюнуть Линура обратно в реальность.

Припав на колено, он почувствовал переливающуюся через край энергию внутри себя — подчиненный артефакт насытил владельца до предела. Юноше хотелось прыгать и бегать, незамедлительно начать поединок на турнире и прямо сейчас сразить всех адрагонцев до единого. Но вместо этого он оставался на месте, сдерживая рвущуюся наружу прыть и смотря на протянутую руку. Приняв помощь, Лир поравнялся с находящемся в замешательстве князем.

— Почему ты еще здесь? Претенденты вот-вот отбудут — тебе стоит поспешить.

— Раф, вчера меня подкараулили и пытались втянуть в заговор против Харрафа Фауда, — затараторил Линур, спеша все рассказать. — Они хотят убить его и помочь Геммам выиграть турнир. С их слов, это спасет Империю от ужасной войны между домами, ставящей под угрозу существование и целостность нашего государства. Я молчал, ибо боялся, что нас подслушивают.

— Что ты хочешь у меня спросить? — безучастным голосом вопросил Ралафар.

— Я не уверен, что заговорщики сказали мне правду. Я не знаю, стоит ли им помогать или наоборот, необходимо помешать и предупредить Харрафа об атаке. Что мне делать? Ты осведомлен об отношениях между семьями намного лучше меня — какой дашь совет?

Раф раздумывал недолго.

— Делай так, как будет лучше. Обмозгуй в первую очередь какими последствиями это обернется для тебя, и стоит ли результат принесенных жертв. Но чтобы ты не выбрал, это не начнет войну, как то преподнесли, а лишь увеличит шансы на ее начало. Или уменьшит.

— Тебе совсем начхать на судьбу Империи? — поразился Лир. — Ты можешь подсказать мне точный следующий шаг, после чего я приму верное решение вместо броска костей в надежде на успех, но почему-то предпочитаешь говорить загадками.

— Я боюсь брать ответственность. Переплетение связей и накалившиеся до предела страсти между родами не позволяют предвидеть ни самому лучшему стратегу, ни канцлеру, что за события произойдут в ближайшем будущем. Я могу ткнуть пальцем в небо и сказать желанные тобою слова, но это будет ничуть не объективней твоего собственного решения. Вот он, мой вклад. — Князь указал на новый меч. — Тебе осталось лишь им распорядиться.

Запрыгнув в седло, Линур хлопнул жеребца по бокам и помчался в лагерь. Из-под копыт вырывались клочки земли и грязи — при каждом движении по округе разносился звук стучания амуниции коня. Лиру предстоит тяжелый выбор, который сделать наугад ему не позволят любовь к своей стране и желание для нее самого лучшего. А коль Ралафар не знает верный путь, парню придется вызнавать его у других высокородных фигур самостоятельно, проявляя осторожность. Времени у него совсем мало, однако наблюдательность скажет ему многое — истина кроется в деталях.