Стрежень (= Юноша и машина)

Липатов Виль Владимирович

Сейчас она стоит на носу катера, в лицо бьет дождь, ветер валит суденышко с борта на борт. Позади нее - напряженная тишина. Катер "Чудесный" десять минут выстрял у правого берега; дядя Истигней ходил по раскисшей глине, взволнованно курил самокрутку, Наталья Колотовкина ругалась, Семен Кружилин злился, а Григорий Пцхлава огорченно цокал - не пришел на берег Ульян Тихий. После длинных десяти минут они отчалили, а Семен отвязал от катера обласок, положив в него весло, сказал: "Если придет, переедет!"

Озабоченные, хмурые, неповоротливые в своих грубых брезентовых комбинезонах, рыбаки спрыгивают в воду, выходят на берег, делятся

на группы, одни направляются к неводу, другие к выборочной машине. Наталья Колотовкина срывает фуфайку, зло бросает на песок... Стрельников, не зная, что делать, стоит на берегу. В руках у него раскрытый блокнот; дождь бьет в страницы, они набухли, чернила расплылись, но бригадир не замечает этого.

Рыбаки готовятся к замету невода - привязывают к ремням голенища высоких сапог, глубоко надвигают зюйдвестки, осматривают остро отточенные ножи. Потом разбирают невод, готовят завозню, проверяют поплавки и грузила. Иногда незаметно друг для друга бросают короткий взгляд на реку - не покажется ли обласок с Ульяном.

По-прежнему льет дождь. Песок уже не песок, а вода, в которой плавают песчинки; те, что тяжелее, опустились вниз, легкие остались наверху; берег похож на жидкую кашу. Тучи висят еще ниже, чем вчера, - одна навалилась на осокорь дяди Истигнея, облапила его. В небе ни просвета, ни надежды на него. Бакланов не слышно, не видно. Один было поднялся с берега, расправил острые крылья, но порыв ветра бросил его, он наклонился, чирканул крылом воду, боком унесся обратно. Запищал жалобно, тонко.

Правый берег просматривается плохо: закрыт пеленой дождя, сквозь которую видны только расплывшиеся контуры домишек. Пароход "Рабочий" показывается внезапно: вот не было его, и вот он появился - белое, сияющее чудо, возник, как по волшебству, и уже громко ревет гудок, и уже, не разворачиваясь, так как идет навстречу стрежи, "Рабочий" с разлету подходит к дебаркадеру, останавливается. Лихо швартуется капитан "Рабочего"- пароход еще не отдышался, еще не растаял в дожде султан пара из гудка, а уже летят на землю швартовые, выдвигается трап, бегут пассажиры. Правда, всего этого с песка не видно, но рыбаки знают, как швартуется "Рабочий".

Проходит не больше минуты, как от белого борта парохода отделяется ярко раскрашенная шлюпка, хорошо видная на темной реке. Шлюпка пересекает реку, идет не на песок, а немного в сторону, но рыбаков не обманешь- учитывая снос, речники берут немного выше. Разбирающий невод Степка Верхоланцев бросает его, бежит сломя голову к дяде Истигнею, сидящему на выборочной машине. Степка испуганно шепчет на ухо старику: "К нам!.. Из-за Ульяна!..."

У шлюпки сильный подвесной мотор. Он поднимает за кормой бурун зеленой воды; у берега шлюпка делает изящный, плавный поворот, и уже виден сидящий за рулем капитан "Рабочего". С ним матрос и первый помощник. Идет дождище, завывает ветер, а капитан и помощник словно из другого царства: на них отлакированные дождем плащи, на фуражках потемневшие, но свежие чехлы. Шлюпка белая, голубая, розовая, на маленьком флагштоке вьется яркий флаг. Праздником, торжественностью парада веет на рыбаков от быстрой шлюпки.

С радушной улыбкой подходит к кромке берега бригадир Николай Михайлович Стрельников. Он и важен и приветлив, строг, и радостен. С гостями он всегда такой и разговаривает с ними только на темы, касающиеся дел всесоюзных, масштабных, наизначительнейших: о международном положении, о значении

рыбы в питании человечества.

– Милости просим!
– приветствует он речников.
– Просим проходить.

– Что будет, что будет?..
– шепчет Степка дяде Истигнею.

Старик тоже, видимо, не знает, что будет, - рассматривает обский плес, хмурится, моргает часто, нервно.

Повариха обмирает.

– О господи! Гости приехали, а уха-то еще не ставлена.

Речники, здороваясь, обходят рыбаков. Капитан - прямой, негнущийся, вылощенный - руку жмет сильно, долго; веселый помощник только прикасается пальцами, торопясь от одного к другому, похохатывает: "Здорово, мужики, здорово! Хо-хо! Осетринкой угощать будете! Хо-хо!" Одновременно с этим помощник шарит глазами по людям, кого-то ищет; не найдя, косится на землянку, даже смотрит на далекий тальник и на небольшое дощатое сооружение, похожее на скворечник.

И капитан тоже шарит взглядом - кого-то ищет.

– Проходите под навес! Присаживайтесь!
– дипломатничает Николай Михайлович.

Речники проходят, садятся, вынимают коробки папирос; они знают, что в нарымском крае нет лучшего средства вызвать у собеседника откровенность, чем угостить его папиросой. У речников папиросы хорошие: у капитана "Казбек", у помощника "Любительские". Николай Михайлович выбирает "Казбек", прикуривает от спички капитана; дядя Истигней молча отказывается - хлопает себя по карману, дескать, курю самосад. Старик старается казаться спокойным, движется замедленно, но Степка понимает, что он взволнован.

– С каким грузом идете?
– спрашивает Николай Михайлович.
– Где брали рыбу? Говорят, холодильники в трюмах устанавливаете.

– Устанавливаем, - отвечает капитан.

– Это хорошо! У нас теперь с перевозками рыбы вопрос большой стоит перед речниками, - продолжает бригадир.
– Систематически увеличиваем вылов рыбы. Печать сообщает, что на нашем песке начался важный почин. Читали, товарищи?

– Читали!
– отвечает капитан.

– Вопрос, который стоит перед речниками, - есть вопрос государственной важности. Через него мы сможем обеспечить тружеников города рыбой. Так я говорю, товарищи?

– Так, правильно!
– отвечает капитан, оглядываясь.
– Товарищи, обращается он ко всем рыбакам, - мы приехали попроведать Ульяна Тихого. Где он? Может быть, выходной у него сегодня? Вы не по скользящему графику работаете?

Рыбаки молчат. Нет, они не работают по скользящему графику. Нет, не выходной сегодня Ульян Тихий. Должен был выйти на песок, но отчего-то не вышел. Бог знает, что с ним! Беда, если запьянствовал, хорошо, если просто-напросто проспал, даже если заболел - и то легче. Наталья Колотовкина зло мнет в руках тальниковую ветку, срывает листья; дядя Истигней опускает голову, а Степка чуть дышит.

– Где же Тихий, товарищи? Не уволился ли?

Нет, не уволился с Карташевского стрежевого песка Ульян Тихий. Еще вчера утром работал радостно, старательно; бросился в лодку, чтобы убрать с пути невода карчу, нырял в ледяную воду; позавчера притащил из магазина в общежитие продукты, заготовил на неделю, чтобы по утрам приходить на работу сытым.

– Может, в землянке отсыпается?
– шутит помощник капитана.
– Знаю Ульяна - спать здоров!

Однако Ульяна нет и в землянке, куда ушла тетка Анисья, чтобы хоть копченой рыбой угостить речников.