Стригольники. Русские гуманисты XIV столетия
Шрифт:
Рис. 34. Заглавная буква «М» в новгородской псалтыри XIV в. (Двое рыбаков переругиваются: «потяни корвин сын!»; «сам еси таков» отвечает младший. Образец «вольного стиля»).
Левый рыбак одет побогаче (узорчатый ворот, красные сапожки), в руке у него кормовое весло; он недоволен работой помощника, которому командует:
ПОТ?НИ,
КОРВИН С[Ы]НЪ!
«Корва» — «коурва» — «распутная женщина»; курвин сын — «БЛУДЬНИЦИНЪ» сын [313] .
313
Срезневский.
Младший (правый), одетый попроще, дерзко огрызается:
САМЪ ЕСИ
ТАКОВЪ
Текст псалтири, к которому дан этот инициал, таков:
Многажъды брашася [боролись] съ мною от уности моея. Да речеть ныне Израиль: множицею брашася съ мною от уности моея, ибо не премогоша мене… [314]
Быть может, какой-то личный конфликт писца, в котором он когда-то оказался победителем, сказав свое последнее слово («сам еси таков!»), натолкнул его на выбор такого экспрессивного, но необычного сюжета для украшения 128-го псалма? Для нашей темы представляет интерес то, что оформитель священной книги не постеснялся в пояснениях к рисунку тянущих сеть рыбаков употребить полуцензурное слово [315] .
314
Псалтирь XIV в. Фрол. № 2. Б-ка им. М.Е. Салтыкова-Щедрина. Псалом 128 — 1, 2. Фроловская № 2 — это не псалтирь Степана № 3.
315
Никак нельзя согласиться с Н.К. Голейзовским, который «…видит в диалоге рыбаков не едкие замечания, а вторичную символику или зашифровку христианской символики, согласно которой „корвин сын“ — это теленок, но не просто теленок, а телец, символ искупительной крестной жертвы», а двое рыбаков являются апостолами Петром и Андреем. Диалог их «носит характер предсказания земной судьбы, точнее, последнего мученического часа этих рыбаков». Цит. по ст.: Толстой Н.И. Этнографический комментарий к древним славяно-русским текстам: Сеть (мрежа) // Литература и искусство в системе культуры. М., 1988, с. 126. Академик Толстой присоединяется к мнению Голейзовского (Голейзовский Н.К. Семантика новгородского тератологического орнамента: Древний Новгород. М., 1983). Возражения таковы:
Наименование теленка «коровиным сыном» нигде не зафиксировано ни для средневековья, ни для современности. Для потомства почти всех видов домашних животных в русском языке существует специальное наименование: жеребенок, щенок, теленок (теля, телка), поросенок и т. п. Странно было бы услышать: «рождественский сын свиньи».
Явно ругательный оборот («сын проститутки») и ответ в духе ворчливой перебранки не допускают мысли о благочестивой христианской символике.
Вольность, с которой переписчики книг обращались с каноническими текстами, окружая их своими записями о житейских мелочах своего дома и улицы, еще не свидетельствует о стригольнических настроениях писцов. Ведь стригольников называли «книжниками», они, казалось, должны бы с большей строгостью относиться к внешнему виду почитаемых ими книг. Но строгость, уважительность, внимательность относились, очевидно, лишь к существу, к содержанию, к полемической новизне, а не к внешнему облику рукописей. Вольность — свидетельство рождения новой психологии, новых взглядов, известной секуляризации мысли, утраты благоговейного отношения к вещам церковного обихода.
Приведенные выше отдельные примеры из разных видов городского искусства убеждают нас в том, что стригольнические идеи четко и ярко проявлялись и в живописи, и в прикладном искусстве, но они не вычленялись в обособленную группу. Произведения стригольнического духа выполнялись первоклассными мастерами, вероятно, дорого стоили и по своему стилю и общему виду не отклонялись от общего уровня новгородско-псковского искусства.
Возможно, что и сами стригольники, проповедники на площадях и перекрестках, не отделяли себя от горожан разных рангов, что их идеи были понятны и близки и посаду, и части духовенства, а может быть, и части боярско-купеческих слоев.
В одной и той же церкви находились иконы с признаками стригольнического мировоззрения и иконы совершенно нейтральные, сходные с десятками других живописных произведений Новгорода и Пскова.
Примером такой «вкрапленности» стригольнических идей может служить деревянная Варваринская церковь
316
Овчинников А., Кишилов Н. Живопись древнего Пскова, с. 10, табл. 15, 20, 23.
Что касается искусства, как источника сведений о развитии общественной мысли, то здесь необходимо ждать новых обобщающих исследований, которые, безусловно, раскроют перед нами не только богословскую, но и философско-социологическую картину динамики общественного развития. Существующий пробел в историческом синтезе требует создания комплексных исследований, сливающих воедино тщательной формальный искусствоведческий анализ (стиль, датировка, композиция, колористическая гамма, восприятие иноземных образцов и т. п.) с историческим осмыслением сюжетов на фоне реальных событий и вновь рождающихся идей и общественных движений.
Глава шестая
Город
Церковь
Стригольники
Идеи, унаследованные Карпом-стригольником и его сторонниками от дедов и прадедов конца XIII — начала XIV в., находили широкий отклик в разных слоях городского населения Новгорода и Пскова. Но ни один из враждебных стригольникам исторических источников не говорит о какой бы то ни было недоброжелательности горожан по отношению к стригольникам. Поучения против стригольников адресованы всем псковичам, всем новгородцам (включая иногда даже самого архиепископа).
Церковь оборонялась против очень широкого фронта почти всех слоев городского посада. При владыке Василии (1330–1352 гг.) велась литературная полемика по разным вопросам. Тот острый антиклерикальный материал, который был сосредоточен в протографе Трифоновского стригольнического сборника 1380-х годов, при Василии Калике был в известной мере обезврежен изъятием из него наиболее опасных статей. Более решительных мер владыка Василий не предпринимал.
Иное дело сменивший Василия Моисей; он уже правил епархией раньше, в 1326–1330 гг., но ушел «по своей воле» и принял схиму [317] . Как схимник, он не имел права возвращаться на административный пост: «Аще будеть святитель в болести, а пострижется в скиму, а потом здрав будеть — достоить ли ему епископом быти? [Ответ:] Не достоить, но быти ему, яко и всякому мниху» [318] .
317
Новг. 1-я лет., с. 99.
318
Древнеславянская кормчая. С., 1987, т. 2, с. 116. Вопросы Феогноста собору 1276 г.
Пробыв два десятка лет схимником, Моисей в 1353 г. снова возглавил кафедру и сразу же начал борьбу с теми, кто считал несправедливым поставление священников «на мзде», за взятку. И обратился Моисей не к митрополиту Руси, а прямо к царьградскому патриарху Филофею, от которого через год были получены грамоты и почетная награда Моисею — «крещатые ризы». Грамоты с золотыми печатями были посвящены тому вопросу, с которого стригольники начинали свои нападки на духовенство: «…о проторех на поставлениях [в священники] и о церковных пошлинах святительских [в пользу епископа] и иных различный указаниа» [319] .
319
ПСРЛ, т. X, с. 228. 1355 г.
Опираясь на патриаршие грамоты, Моисей, очевидно, развил настолько бурную деятельность (она упомянута в его житии) против тех, кто посягал на «святительские» (епископские) доходы, что в 1359 г. ему вторично пришлось покинуть кафедру «по своей воле».
В 1382 г., через 7 лет после казни Карпа и его соратников, константинопольский патриархат снова возвращается к главному аргументу стригольников в их оппозиции к духовенству, поставленному на мзде. Активная роль принадлежит на этот раз энергичному и образованному архиепископу Дионисию Суздальскому — «священных канонов известа хранителю».