Строчка до Луны и обратно
Шрифт:
Я пожал плечами, а Левка продолжал:
— Знаешь, сколько кубометр досок стоит? Думаешь, рубль, да? Как бы не так! И десятки не хватит.
— Денег у меня нет, — сказал я.
— А что есть?
Я стал вспоминать: компас есть, цепь от велосипеда, шарикоподшипник…
— Цепь не надо, — сказал Левка. — А подшипник и компас принеси. Посмотрю.
Пришлось сходить домой. Жалко было шарикоподшипника — новый, блестящий, так крутится здорово. Я был уверен, что Левка выберет его. Так и получилось. Левка покрутил подшипник, поморщился и положил его себе в карман. Потом осмотрел компас, проверил — оборачивается ли на Север стрелка, и опять поморщился:
— Мало
— Ты что же, — испугался я, — и подшипник, и компас берешь?
— Зато какую доску даю! — Левка постучал по ней согнутым пальцем. — Слышишь — колокол!
Я пожалел, что связался с Левкой. Но делать было нечего — взял доску.
У отца в ящике с инструментом я отыскал рубанок, пилу, потом расчертил доску по мерке и принялся за работу. Прежде всего, отпилил лишнюю часть доски. Затем начал орудовать рубанком. Стесывать пришлось много. Через пять минут я вспотел. Но чтобы отдохнуть — не хотел и думать. Стружки — белые, курчавые, все лезут и лезут из рубанка. Красота! Глаз не оторвешь! Я засучил рукава, расстегнул ворот. Хорошо! Целый бы день так строгал. И точно: часа полтора работал и хотя бы сколько-нибудь надоело! Но больше строгать было нельзя. И ширина, и толщина — все тютелька в тютельку. Потом ровненько, как на листке было нарисовано, закруглил угол. Я долго еще возился с крышкой. Шлифовал шкуркой, вырезал места для петель, буравил дырочки. Начало темнеть, когда закончил работу. Крышка получилась на славу, как настоящая. Оставалось покрасить. Краски у нас не было, и я опять отправился к Левке домой. Отец его уже пришел. Он был не такой хитрый и жадный, как Левка. Дядя Сергей налил в пузырек краски, сказал, как мазать, сушить.
Я, конечно, перепачкался, как черт. Но выкрасил ровно, без пятен. Краска блестела, будто стекло.
Пришел с работы отец. Убрать я еще не успел. В комнате стружек, как соломы в хлеву. Краской пахнет. Но отец не заругался. Он почти никогда не ругает меня. Только спросил, что за вещь мастерю. Я сказал, что крышку для парты. Отец больше и спрашивать ничего не стал.
Я подмел стружки, сложил инструмент и пошел помогать отцу чистить картошку.
К утру краска хорошо высохла. Нисколько не прилипала. Я взял отвертку, спрятал крышку под пальто и отправился в школу. Так рано я никогда не ходил в школу. В раздевалке еще никого не было. Я быстро, чтобы кто-нибудь не увидел, поднялся на второй этаж, зашел в свой класс и запер дверь стулом.
Отвернуть шесть винтов оказалось делом нелегким. От волнения руки вспотели, отвертка срывалась. Но все-таки отвернул. Подошел к двери, прислушался. Никого не слышно. Не теряя времени, приложил свою крышку. Да, не ошибся — петли как раз пришлись на свои места. Дырочки немного косят, ничего — закручу.
Вот один винт зашел, второй, третий. Работа уже подходила к концу, когда услышал, что по коридору кто-то идет. Я замер. А если это кто-то из нашего класса?.. Я не дышал от волнения. Ближе, ближе… Нет, прошли мимо. Руки у меня дрожали. Вставил винт, нажал отверткой, и вдруг резануло по пальцу. Боли даже не чувствовал, хотя отвертка рассадила мясо почти до самого ногтя. Пока вынимал из кармана платок, несколько капель крови упало на пол. Я крепко замотал палец платком, торопливо закрутил последний винт. Все. Крышка на месте. Затер ботинком на полу капли крови, схватил отвинченную крышку и стал искать, куда спрятать. Подходящего места не было. Тогда положил ее под пальто, тихонько вынул из дверной ручки стул и вышел в коридор. Я благополучно
На душе сделалось сразу легко и приятно. Вытер со лба пот, получше перевязал палец и снова пошел в школу. Я разделся, минут десять побыл в пионерской комнате и только после этого, не спеша, отправился в свой класс. Там уже собралось человек пятнадцать. Одни листали учебники, другие стояли у окна и разговаривали. Томка и Светка, как обычно, проверяли чистоту. Подошли ко мне. Уши посмотрели, шею. Но придраться было не к чему.
Зашло еще несколько человек. А новую крышку на Любиной парте никто не замечал. Мне это казалось странным. Ведь издали видно, что крышка новая. Просто, наверно, никому и в голову не приходило как следует посмотреть на Любину парту. Интересно, сама она заметит?
Скоро в дверях показалась Люба. Она подошла к своей парте, подняла крышку, положила портфель и… никакого внимания на крышку. Побежала с девчонками здороваться. И со мной поздоровалась, улыбнулась, но мне все равно было не по себе: вот, думаю, старался, старался — и, выходит, напрасно. Что старая крышка, что новая — никому нет дела.
Но я ошибся. На первой же перемене о новой крышке заговорил весь класс. Сама Люба заметила крышку или Валя Сорокина, ее соседка, — не знаю. Только когда кончился урок, вижу, рассматривают они крышку, поднимают ее, опускают. И обе плечами пожимают. Других девчонок позвали.
— Парта наша, а крышка другая, — с недоумением объяснила Валя Сорокина.
— Кто же ее заменил?
— Сами не знаем.
И я подошел, тоже будто поглазеть — по какой такой причине народ собрался.
Все говорили по-разному:
— Это школьный столяр сделал.
— Ага, так и будут из-за этой надписи менять! Дожидайся!
— Кто же тогда?..
— Ребус. Загадка египетской пирамиды.
— А может, кто вырезал, тот и сменил?
— Это со второй смены ребята сделали…
Мне, признаться, очень хотелось сказать, что это я привинтил, что сам и крышку сделал, но, конечно, промолчал, не подал и виду.
Целую перемену толковали о новой крышке, да так ни до чего и не договорились.
Я уже думал, что это дело навсегда похоронено и никто никогда не узнает правды, но вышло иначе.
В тот же день меня в раздевалке окликнула Люба:
— Сережа, обожди, вместе пойдем.
Я насторожился: чего ей надо? Неужели о крышке узнала? Хотя как может узнать?
Люба заговорила о всяких пустяках, что интересное кино смотрела, на каток ходила, что скоро — Новый год. Я успокоился.
— Сережа, — сказала Люба, — у нас дома будет елка. Я ребят и девочек приглашаю. Знаешь, мне хочется, чтобы ты тоже пришел. Придешь?
Мне было так приятно услышать это, но, честное слово, я не знал, что ответить.
— Приходи.
Я набрался храбрости и сказал, что приду.
Потом Люба помолчала, как-то странно посмотрела на меня и неожиданно спросила:
— Ты крышку на парте утром заменил?
Я почувствовал, что лицо мое пылает.
— Я все знаю, — проговорила Люба. — Под партой капли крови были, а у тебя палец платком перевязан… Это же ты привинтил. Правда, ты? Признайся.
Что оставалось делать? Кивнул головой.
— Вот видишь. И что те слова ты вырезал на парте, я тоже знала.
Это меня вконец ошарашило:
— Знала? Откуда же?
— Догадывалась. По тебе видела.
— Что же ты приходила ко мне домой? — спросил я. — Да еще и помогать хотела.