Строговы

Марков Георгий Мокеевич

Слушая деда Фишку, Владимир Ильич смотрел на него добродушно и улыбался, а когда тот договорил свое, выпрямился и, став официальным, сказал:

– Товарищ Беляев! Как Председатель Совета Народных Комиссаров я предписываю вам оградить права охотников от хищников-предпринимателей и бандитов всякого рода…

– Оградим, товарищ Ленин.

Дед Фишка вначале не понял всего смысла сказанного Владимиром Ильичем, но, взглянув на Матвея, по просиявшему лицу племянника догадался, что сказано что-то важное. Недоумение старика не осталось незамеченным.

– Советская власть, товарищ Теченин, –

пояснил Владимир Ильич, – передала землю крестьянам. У нее нет оснований обижать охотников. Продолжайте охотиться в любой тайге – никто не имеет права мешать вам.

Теперь дед Фишка все понял и чуть не прослезился.

– Товарищ Ленин! – горячо воскликнул он. – Народ этого вовек не забудет, а я до самой смертушки благодарить тебя буду!

Разговор об Юксинской тайге, поднятый дедом Фишкой, возбудил у Матвея желание высказать Ленину свою самую затаенную думу. С каждой минутой пребывания у Ленина в нем росло чувство не только восторга, – его поразило умение Владимира Ильича глубоко понимать жизнь крестьянина, укреплялось ощущение какой-то непередаваемо большой и сложной близости к этому человеку.

– Наша Юксинская тайга, товарищ Ленин, золотом славится, – сказал Матвей. – Каменный уголь там находили, по озерам какие-то жирные ключи бьют. Богатые люди это давно унюхали. Пробиралась туда экспедиция следователя Прибыткина и инженера Меншикова. Да не повезло им – в пути утонули. В прошлом году, когда партизанская армия встала у Светлого озера, партизаны нашли в одной речушке золото, а в другом месте, в яру, наткнулись на пласт черного каменного угля. Печки этим углем топили. Совет нашей армии постановил тогда, товарищ Ленин, как только война кончится, просить советское правительство послать в Юксинскую тайгу ученых людей. Желает народ, чтобы у нас на Юксе свои прииски и шахты были.

Дед Фишка проворно поднялся.

– Я бы, нычит, за провожатого мог! Я первый туда вот с Матюшей, Матвей Захарычем, – поправился он, – тропы торил.

Ленин усмехнулся, вновь осматривая щуплую фигуру старика.

– А не жалко вам, товарищ Теченин, свою тайгу отдавать? – спросил он и наклонил голову, скрывая этим хитроватый прищур своих веселых глаз.

– Отчего жалко?! Мне этим дьяволам Зимовским жалко, а народу – ни капельки не жалко. Помру – пусть люди добрые помянут, – сказал дед Фишка.

– Помянут! Обязательно помянут! – Ленин обвел всех смеющимися глазами и шутливо закончил: – Но только хоронить вас, Финоген Данилыч, никто не собирается.

– В матушку удамся – поживу еще. Матушка на сто четвертом убралась, – вполне серьезно проговорил дед Фишка.

– Вы переживете матушку. Переживете! – весело сказал Владимир Ильич.

– Ну и слава богу. Дай бог и тебе долголетья, товарищ Ленин! – в тон Владимиру Ильичу ответил дед Фишка.

Партизаны рассмеялись.

Ленин вынул платок из кармана, приложил его ко лбу, к глазам и, спрятав в карман, обратился к Беляеву:

– Вашему губкому известно о том, что рассказывают товарищи?

– Известно-то известно, Владимир Ильич. Я об юксинском золоте еще до революции слышал, но подступиться к этому делу мы не знаем как.

– Я буду ждать от вас, товарищ Беляев, по этому вопросу самый полный и исчерпывающий материал. –

И, взглянув на Матвея, Ленин заговорил негромко, проникновенно, увлеченный, видимо, своими мыслями:

– Правительство и партия окажут вам, товарищи, всяческую поддержку в деле поисков и освоения новых месторождений золота, угля, нефти. Нам предстоит гигантская и благодарная работа – невиданно поднять производительные силы России, изменить ее облик, преобразить ее окраины. Три года прожил я в ссылке в Сибири, дважды пересек ее от Минусинска до Урала. Какие неисчислимые богатства таятся в ее недрах, на ее просторах! Нам первым выпадает честь поднять эти богатства, вдохнуть жизнь в огромные пространства, охваченные спячкой и вековой патриархальщиной. За это надо браться теперь же, не откладывая, не теряя ни одного дня. Изумительное, захватывающее дело ждет вас, товарищи, в Сибири!

В душе Матвея все ликовало. В радостном возбуждении, порозовевший, с блестящими глазами, он встал.

– На это дело, товарищ Ленин, подымем всех!

Поднялись со своих мест и дед Фишка, и Силантий с Мироном. Встал и Тарас Семенович Беляев.

Ленин вышел из-за стола, приблизился к партизанам и начал говорить о том, какие задачи сейчас стоят перед Советской властью в деревне.

Когда Владимир Ильич умолк и стало ясно, что беседа кончена, Матвей сказал:

– Спасибо, товарищ Ленин, за науку. Приедем в Сибирь, расскажем народу, какие большие дела затевает Советская власть.

Партизаны попрощались с Владимиром Ильичем и, не спеша, то и дело оглядываясь, словно стараясь запомнить облик Ленина на всю жизнь, вышли из кабинета. Владимир Ильич продолжал стоять на прежнем месте, посредине комнаты…

Разгорался, светлел начавшийся сумрачным утром московский весенний день. Опускалась вниз и тут исчезала сизая дымка, висевшая над городом с самого рассвета. Взамен ее расплывалась по небу светлая нежная синева. Обласканные нежарким лучистым солнцем, с веселым гамом резвились на стрельчатых башнях Кремля, на золоченых куполах церквей, на потускневших от времени резных главах Василия Блаженного чумазые галки.

Солнечные зайчики, поблескивая, играли на окнах дворцов, на меди и чугуне царь-колокола и царь-пушки, на черных, будто вороненых, оградках палат и церквей.

Партизаны вышли из Совнаркома, остановились возле здания и, щурясь от яркого солнца, заговорили все сразу о том, о чем молчать не было сил.

Беляев стоял чуть поодаль. Он слушал разговоры партизан, покачивал головой, щурил глаза.

– Серьезная работа, Матвей Захарыч, будет у нас в Сибири, – сказал он, шагнув к Матвею.

– Как подумаю, Тарас Семеныч, аж дух захватывает! – мечтательно проговорил Матвей и окинул взглядом широкий двор Кремля.

– Пошли, товарищи, дворцы смотреть! – предложил Беляев и направился к Грановитой палате.

…Через два дня партизаны уехали в Сибирь, а Тарас Семенович Беляев остался в Москве для участия в работе Девятого съезда партии.

3

Ранение надолго приковало Артема к постели. Рана была неопасной, но заживала медленно и перед переменой погоды изнуряюще ныла.