Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984
Шрифт:
8. За это время несколько раз звонил к Косте домой, никто не отвечает. А Костя когда-то навещал его, когда он лежал, и от неловкости — надо ехать.
9. Он едет. В автобусе он уже встает, чтобы выходить, и видит знакомое пальто, знакомый взгляд. Он вспоминает свой сюжет, и ему становится неуютно.
10. Встреча с Костей в больнице, он здоров, беспомощные попытки Кости убедить, что ничего не было.
11. Провожает на лестничную площадку, говорит на ухо: «Ничего не было. Понял?» — «Как так?» — «Не было ничего! Дурак! Понял?» И уходит.
12. Дома
Главы из ГО.
День 3.
Письмо к нему, как к пришельцу: смешно, и страшновато, и гордо. Это базируется на сказках. Его творческая биография.
Звонок секретаря по поводу приемной комиссии, в конце спрашивает, ходил ли в Дом. Нет, не ходил. Секретарь звереет, но Феликс — надо было лекарство доставать.
Едет и наконец достигает Дома. Берет папку с рукописью.
А между тем в филиале Ин<ститу>та Лингвистических Исследований происходит товарищеский суд. Судят некоего Жуховицкого 1) за кражу шубы, 2) за соблазнение двух сотрудниц, 3) за распространение порочащих слухов. За что точно — непонятно. Среди сотрудников вкраплены писатели. Один из них, пьяный, всё вскрикивает: «И животноводство!» Понять ничего нельзя. Демиденко тоже берет слово по поводу предложения кастрировать. Феликс ждет, почти плачет и уходит.
Дома дожидается дочь, кот<орая> принимается его пилить за то, что он не устроил внука в спец<иализированную> школу или насчет шубы в литфондовом ателье. Уже уходя, сообщает, что ее вызывали в отдел кадров и задавали странные вопросы — о детстве и не является ли папаша телепатом.
Звонок интригана. В порядке подготовки к заседанию приемной комиссии. Невнятные угрозы.
Звонок в связи с принятием за пришельца. Получили ли письмо и не отказываетесь ли от помощи.
Главы из ГО.
День 4.
С утра берет папку с рукописью, помчался позавтракать в «Ракушку». Пиво, бефстроганов. Подсаживается падший ангел. «Ну вот, опять…» — подумал я.
История. «Мне посоветовали обратиться к вам». — «Кто посоветовал?» Тот с готовностью оглядывается, чтобы показать, не находит, говорит: «Куда-то он… Да это неважно». — «А почему ко мне?» — «Мне сказали, что вы способны если не поверить, то понять»…
Продает ноты за 5 р<ублей>. «Я их уже переписал в вашу нотную систему». В папке. «Вот вам 5 р<ублей>, возьмите свою папку, мне не нужно». — «Нет-нет». Ангел поспешно благодарит и уходит. Феликс раскрывает папку. Там ноты, в них он не понимает. Сбоку написано: «Пр<оспект> Вернадского 117, бар „Ракушка“, пальто серое в клетку». И тут же видит на полу рядом со стулом ангела два здоровенных грязных пера. Он вскакивает, смотрит в окно. А там ангела ведет, крепко взяв под руку, давешний соглядатай в клетчатом пальто. Ангел слабо упирается, но его уводят.
Потрясенный, Феликс решает было
Звонок секретарши: «Федор Иванович настоятельно просил напомнить вам сегодня же побывать в филиале».
Перепутав папку, идет в филиал.
В коридоре сидит одиноко Гнойная тень. Феликс садится ждать. Выходит Демиденко с перевязанной головой и рукой на перевязи. Момент ужаса. Дем<иденко> объясняет, что вчера сверзился. Просит сигарету, выхватывает папку, раскрывает. «А, ты и этим балуешься…» — говорит непонятно. Феликс глядь — а это ноты. Что делать? Э, один черт. Секретарю галочку надо поставить, так и хрен с ним.
Выходит Гнойный, весь зеленый, останавливается, бормочет в том смысле, что, видно, не добил я его. Третий шок — слишком много для меня. И он входит в лабораторию.
После этого идет домой, заходит к поэту-песеннику и композитору. Показывает ноты. Посмотри. Тот работает (очередная песенка «Мы болеем за „Спартак“»), «ладно, посмотрю». И пропирает Феликса. Феликс ставит суп, чистит картошку и садится за сценарий. Вечером приходит поэт-песенник. Лицо его было… собственно, не было на нем лица. Он положил папку. Подошел к окну, вцепился в волосы. У меня ослабели ноги. Я сел. Он наконец: «Опять „Спартак“ пропер… Ну что ты будешь делать!»
ГО.
День 5.
В 8 утра позвонил Баринов и спросил загробным голосом, как дела. Черт бы тебя побрал. Грубый ты человек. А к кому мне еще звонить? Кто больше трех раз женат, у того отбирают квартиру.
Лежа, мучается мыслями, сколько накопилось тяжкого г…на: пришелец, литфондовская шуба, эликсир бессмертия, завтрашнее склочное заседание, несделанный сценарий, сыщики какие-то… Мистическая надежда, что, может быть, Михаил Афанасьевич что-то сделает такое, откроет, откровенное скажет, что сразу все эти трудности перечеркнет…
Удрученный, спускается по лестнице (лифт не работает) и на лестничной площадке видит Костю: его выгоняют из квартиры курить на лестницу. И Костя веселый, ясноглазый и пахнет не блевотиной, а одеколоном, и сразу стало ясно, что все страхи последних дней — недоразумение, совпадение и т. д. Что речь шла о новом препарате, а раз так — нечего языками трепать, товарищи…
Ходил за газетами и за хлебом. Всё смотрел, нет ли клетчатого пальто. И, действительно, не было. И писем подозрительных не было.
Идет на заседание комиссии. По тексту.
Ресторан, старухи за соседним столом, о шубе Островского, старикашка. Михаил Афанасьевич. Влад<имир> Влад<имирович>, Ал<ександ>р Сергеевич, Виссарион Григорьевич с сыном Иосифом. Ба! Мих<аил> Афанасьевич! Куда это он, интересно, пошел, Миша?
Либо в парикмахерскую, либо в биб<лиоте>ку, либо в партком…
ГО
День 6.
Предположит<ельно>: М. А. читает Феликсу часть, кот<орую> тот еще не написал.