Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991
Шрифт:
3. Популярность научно-фантастической литературы во всем мире растет. На Западе реакционные силы используют фантастику как инструмент идеологической обработки масс, особенно это заметно на фоне лихорадочных приготовлений к осуществлению программы милитаризации космоса. Но ведь и прогрессивная фантастика является мощным орудием идеологического воздействия. В полной ли мере используются ее возможности?
АРКАДИЙ СТРУГАЦКИЙ.
1. «Что в человеке прежде всего интересует писателя-фантаста?» Можно было бы возразить: если фантастика является полноправным видом большой литературы, то к чему такая дискриминация, зачем в таком вопросе отделять писателя-фантаста от писателя-реалиста? Но внимательный наблюдатель не преминет отметить одну тонкость: у реалистов в большей или
2. «Какие процессы… заставляют фантастов фантазировать, служат основой для фантастических предвидений?» Опять двадцать пять за рыбу деньги! Уже, кажется, два десятка лет прошло, как все согласились, что прогнозирование в литературную фантастику не лезет никаким боком, и вот снова-здорово… Побойтесь бога, братцы! Ведь этак мы никогда с мертвой точки не сдвинемся! А завтра Вы опять объявите фантастику литературой крылатой мечты или литературой научно-технической пропаганды? Стыдно, нехорошо. А еще «Параллакс»! А еще «Гелиос»!
А какие процессы заставляют фантастов фантазировать… Процессы заставляют фантазировать неумелых чиновников, сидящих не на своем месте. А доброго фантаста они заставляют анализировать, если уж на то пошло, да и то в той мере, в которой эти самые процессы могут воздействовать на человека либо подвергаться человеческому воздействию.
3. «В полной ли мере…» и т. п. Мне нравится это ваше «но ведь и». Но это в сторону. Возможности прогрессивной (советской) фантастики в идеологической борьбе используются пока очень скверно. И не по вине советских писателей-фантастов.
30 сент. 85 года.
ГЕНРИХ АЛЬТОВ
Вот пример более интересного, на мой взгляд, вопроса. По закону, который бы я скромно назвал законом Г. Альтова, герой не может быть умнее автора (точнее, яркость придуманной личности не может превышать яркости личности выдумавшей). С другой стороны (по моему наблюдению), современные писатели-фантасты нисколько не ярче широкой массы читателей. Спрашивается: как же может существовать НФЛ? Чему она может научить? Что может раскрыть читателю? Не является ли НФЛ — в данных обстоятельствах — просто средством для приятного времяпрепровождения? Вот над чем стоило бы подумать. Привел этот вопрос только для примера, но за ним — серьезная проблема. Писатель должен быть учителем. Между Писателем-учителем и Читателем должна быть разность потенциалов. А что мы видим?
АРКАДИЙ СТРУГАЦКИЙ
Вы просите меня ответить на вопрос Г. Альтова. Видимо, речь идет все-таки не о вопросе Г. Альтова: все пять фраз в его последнем абзаце, отмеченные вопросительными знаками, есть фигуры риторические. Речь идет скорее о МНЕНИИ Г. Альтова. Ладно, попробую высказать свое мнение о мнении Г. Альтова. Сразу оговариваюсь: это МОЕ мнение.
И допускаю: это МОЕ мнение никто, кроме меня, не разделяет.
1. «По закону, — пишет Г. Альтов, — который бы я скромно назвал законом Альтова, герой не может быть умнее автора (точнее, яркость придуманной личности не может быть выше яркости личности придумавшей)». Это высказывание представляется сомнительным. То есть, на первый взгляд, «закон Альтова» несомненно звучит. Но при ближайшем рассмотрении возникают кое-какие возражения. Что это вообще значит — ум персонажа в сравнении с умом автора? Кто умнее — С. Лем или его профессор Хоггарт, каким его Лем изобразил? Еще сложнее с яркостью. Кто для нас ярче — Гашек или Швейк? А. Толстой или инженер Лось? Шолохов или Григорий Мелехов? Скажу про себя. О личностях Гашека, Толстого, Шолохова я знаю столь мало и недостоверно, что они представляются мне фигурами туманными и расплывчатыми, ассоциирующимися лишь с понятием «классика». А вот Швейка, Лося, Мелехова я знаю с юности, вновь и вновь сопереживаю им при каждом перечтении,
2. «…по моему наблюдению, — утверждает Г. Альтов, — современные писатели-фантасты нисколько не ярче широкой массы читателей». Я в свое время имел удовольствие лично знать писателя-фантаста Г. Альтова. И я ручаюсь, что личность эта настолько самобытная и уникальная, что яркостью своей отчетливо выделяется в сколь угодно широкой (и даже в специально подобранной узкой) массе читателей. («Ну и что?» — спрашиваю я словами Альтова же.)
3. «Как же может существовать НФЛ?» — вопрошает (риторически) Г. Альтов. Да так и существует. Перефразируем Салтыкова-Щедрина. Да, знаем, и издатели ее курочат, и инстанции рубят в капусту, и бесшабашные критики грязью обливают, но за всем за тем не можем не присовокупить: живет помаленьку! «Чему она (НФЛ) может научить? — продолжает риторический допрос Г. Альтов. — Что может раскрыть читателю?». Конечно, печь хлеб и варить сталь она не научит и тайны пульсаров не раскроет. (Как и «Дама с собачкой», и «Братья Карамазовы», и тот же «Тихий Дон».) В ее ведении специфическое отображение действительности в специфических художественных образах, и Г. Альтову это отлично известно. Ах, речь идет не о «Даме с собачкой» и даже не о «Человеке-невидимке», а о «Долгих сумерках Марса»? Но ведь Г. Альтов пока еще не смог доказать, что НФЛ состоит из сплошных «Долгих сумерек», как не смог бы доказать, что вся реалистическая литература состоит сплошь из «Братьев Карамазовых».
4. «Писатель должен быть учителем, — объявляет г. Альтов. — Между Писателем-учителем и Читателем должна быть разность потенциалов». Мне, например, страшно подумать — взять и объявить себя во всеуслышание учителем сотен тысяч незнакомых людей. В частности, учителем ученых, космонавтов, прославленных мастеров в цехах и на полях. Для этого нужно какое-то особое устройство скромности, мне решительно чуждое. Да при этом еще хвастаться разностью своего потенциала с читательским. Кстати, потенциала чего? Потенциала эрудированности? Не дай бог, ума? Пресловутой яркости?
5. Наконец, Г. Альтов задает вопрос: «Не является ли НФЛ — в данных обстоятельствах — просто средством для приятного времяпрепровождения?» Я не знаю строго, чего хочет Г. Альтов от художественной литературы. Могу только догадываться (по приведенным выше цитатам), что желает он, чтобы художественная литература его чему-то учила и что-то ему непрерывно раскрывала. Увы, я не такой. Мне нужно от литературы именно то, что он называет приятным времяпрепровождением, а по моей терминологии — духовным наслаждением. Не так уж много у меня в жизни источников высокого духовного наслаждения, чтобы отдавать книгу на откуп исключительно учащим и раскрывающим. И если даже Г. Альтов откажет книге (все равно, реалистической или фантастической) во всех прочих достоинствах, но признает, что она представляет ценность как средство приятного времяпрепровождения, я первый крикну: «Давайте ее сюда, эту книгу! А ту, что только учит и раскрывает, возьмите себе!»
12 окт. 85 года.
Борис Штерн подробно информировал об этой дискуссии БНа. 9 октября он писал:
<…>
Я тут неосторожно ввязался в игру «Ответы на вопросы». Впрочем, почему «неосторожно»… Просто фанаты из черкасского Клуба прислали вопросы, а я ответил. И поехали!
Посмотрите выдержки из ответов Бушкова (есть такой, он из Абакана). Я опять не выдержал и ответил ему (прочитайте тоже).
И все на этом! Ни в каких викторинах я больше не участвую. Попробовал — хватит!
<…>
P. S. Шеф, неохота переписывать ответ Бушкова, там целая простыня. Верните мне Бушкова обратно, я его брошу в архив (он мне нужен, я чувствую, что мне с ним еще придется…). А мой ответ — для Вас.
[приложение к письму:]
Уважаемый председатель «Круглого стола»!
Я хочу ответить Александру Бушкову словами кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно!»
Давайте внимательно слушать и читать друг друга. Дискуссия еще не успела завязаться, а Александр Бушков, как видно, невнимательно прочитав ответ своего коллеги, приписывает ему то, чего он не говорил.