Студент в СССР
Шрифт:
— Морозова?
— Ага.
— И на фиг я ей сдался?
Паша заговорщически переглянулся с Кешей:
— Ну это мы хотели у тебя узнать.
А крыть мне было нечем! Что здешний братец пообещал Морозовой, я не в курсе и потому решил свернуть со скользкой темы.
— Сами-то, кого имеете?
Вопрос вышел двусмысленным и немедленно вызвал дружный ржач, также потребовав еще одного стакана внутрь. Это в семнадцать мы в большей части были нецелованными и не искушенными в щекотливом вопросе. Пока я, как и остальные неудачники парился в сапогах, оставшиеся пацаны приступили к изучению полового
Неплохо мы в итоге посидели, так что еле смогли спуститься. На лестнице темно, а с уличными фонарями, я скажу, в эти годы было так себе. Район еще достраивался и понемногу благоустраивался. Запросто вместо дворового проезда могла оказаться дорожка из бетонных плит или временные деревянные мостки. Но если в соседних домах хотя бы желтели окна квартир, то в сторону стыка улиц Тимме и проспекта Дзержинского просматривались темные проплешины. Тот микрорайон на Привокзалке достроят последним и, кстати, самым интересным с архитектурной точки зрения.
Расходиться по домам никто из нас не спешил. И мы, тепленькими и довольными жизнью, почапали к перекрестку улиц Энгельса и Тимме. Его окружали новые девятиэтажные дома «белоснежного» стиля и оттого это место казалось каким-то необычным, неким куском из светлого будущего, привлекая сюда скучающую молодежь. В эти годы здесь обосновалась многочисленная местная «туса». Многочисленные окна создавали уютную иллюминацию, ярко светили уличные фонари. Здесь не было темноты и затхлости старых деревянных кварталов. Сама атмосфера настраивала на радостный лад.
Припозднившиеся прохожие спешили по своим делам, ближайшие магазины уже закрылись, до одиннадцати работал неподалеку лишь дежурный «Пингвин». Город накрыла осенняя тьма, поддувал свежий ветерок, но нас это не останавливало. Мы прошли мимо нескольких веселых компаний, сидящий прямо на ступеньках около новенького магазина номер двадцать два. Так его по номеру и будут много лет называть. Народ тут, похоже, сидел бывалый и ничего не боялся, открыто пуская бутылку прямо по кругу. Временами слышался задорный девичий смех. Как мне его не хватало в той жизни! Все старые товарищи и подруги выросли, стали взрослым и скучными людьми.
У этих же юность, все еще впереди, и потери и приобретения. Ощущение непременного будущего счастья.
— Чё вылупился?
— Кто такие?
— А ты сам, кто такой, пингвин?
— Мы с Привоза, а ты откуда такой красивый взялся?
— Эй, пацаны, я этого шкета знаю, с Суфты они, бродяги точно!
— И чего? Все равно это не ваш район. Валите на свою сторону!
— Ты, что ли нам указывать будешь, щегол?
— Чё сказал?
Ёкале мане, сейчас точно начнется драка! Как-то в той жизни молодежный период быкования прошел мимо меня. Я зависал на секциях, постоянно посещал какие-то занятия или просто читал. Времени шляться по городу и дурака валять совершенно не было. И на тебе — провалиться в прошлое и в первый же день
«Понеслось!»
В драку пока не ввязываюсь, стараюсь сначала осмотреться. Нас четверо, их пять. Паша неожиданно для меня показал себя с сильной стороны. Так он вроде на секцию бокса ходил. Кеша также старается, молотит какого-то хмыря почем зря. Вот Коляну не повезло, свалили сразу наземь. И тут на меня налетел один из привокзальных. Длинный и борзый.
«Давно не брал я в руки шашек».
Видимо, на ловкость молодого тела наложился мой опыт занятия с Гуань дао, китайской разновидности глефы. Не успел я что-то придумать, как уже стремительно отодвинулся в сторону и перехватил руку пытавшегося ударить меня пацана. Берем её на излом и ребром ноги по колену.
— Больно!
Нападавший свалился с диким криком на газон, а я бросился на выручку к Николаю.
— Вы чего, суки вдвоем на одного!
Неизвестно чем бы дело кончилось, но в этот момент послышался визг тормозов и крик:
— Атас, менты!
Мы, не сговариваясь, подхватили за руки Коляна и побежали во дворы. В ближайшем сто двенадцатом доме находилась редкая для нашего города подворотня. С милицией связываться не хотелось. Патрульные же в это время ловили наших соперников, которые не придумали ничего лучше, чем бежать к себе прямо через перекресток.
Темнота — друг молодежи!
— Ты чего так поздно, сынок. Где был?
— Я же, мама, записку тебе оставил.
Снял обувь, кинул на тумбочку ключи и замер.
«Мама!»
Мне стоило огромных усилий не разрыдаться. Потому я быстро скинул куртку и тут же обнял маму.
— Ты чего? — мамины глаза меня стремительно оглядели. Нет, не сможет наших матерей ничто и никогда заменить. Ни одна женщина мира. — Ты пил и еще курил. Ты начал курить?
— Да все нормально, мам. Ну, посидели немного с ребятами. Мы же уже большие.
— Знаю какие вы большие! Как бы с твоими дружками в неприятности не попасть.
Ну что еще можно ожидать от любой мамы мира? Сейчас с высоты своего настоящего возраста могу сказать, что дети для тебя никогда не станут ровней и взрослыми.
— А когда еще нам встретиться, мам? Мне скоро на картошку ехать. Парни тоже кто куда.
— Ох, горе ты мое луковое! Быстро в ванну и на кухню. Голодный?
— Нет, спасибо, сыт. Вот чаю выпью со сладеньким!
В ванной я долго смотрел на себя иного. Да что же это такое? Я вынужден врать маме! Самому родному в этом мире человеку. Подожди, братец, ты уже веришь, что данный мир реален и перед тобой не фантом? Нет, ты просто хочешь в это верить. Да, я чертовски хочу в это верить! Ну а раз так, то оставим пока все без изменений. Лучшее — враг хорошего.
На кухне мама сначала поставила передо мной заварочный чайник, потом глянула и ахнула.
— Ты, когда успел свои космы состричь?
Она легонько потрепала меня по шелковистым волосам.
— Нравится?
— Красиво, молодец. На певца какого-то стал похож. Неужели у нас так научились стричь?
Я хлебнул горячего чая и потянулся за печенькой.
— Да есть тут девчонки одни, они умеют.
— Девочки — это хорошо, — мама разом успокоилась и задумчиво размешивала в чашке сахар. Она не ела ни булочек, ни прочих сладостей. Боялась растолстеть.