Стуки-ДАО
Шрифт:
Короче, в столовой все брали себе еду по вкусу (ну, типа, от чего меньше всего тошнило), а вот шоколад был ограничен и потому его раскладывали возле каждого столика аккуратными порциями. Сизый ел не один, с ним было трое или двое наших заводских, но вот сидел он всегда на одном и том же месте. Туда то и приземлилась моя крысиная шоколадка с сюрпризом, незадолго до начала обеда первой смены. Лежит себе, даже по цвету не отличается.
На обед я пришел в первую смену и скромно так притулился в уголке. Народ потихоньку заполнял столовую. Звякали вилками-ложками. Шоколад исчезал в
Я не мог есть - следил за ним. Сизый сел за стол с тарелкой комковатого пюре и жесткого мяса. Начал есть. Я смотрел, как он жует, руки мои дрожали. Неужели, думал я. Неужели это сейчас случится? То, к чему я уже так долго иду? Неужели, наконец, Сизый сдохнет?
Он взял шоколад. Один кубик из четырех. Покачал его в руке.
Руки как дохлые мыши. Крысиный яд для грызунов. Ну же!
Разжевал и проглотил первый кусок. Я не мог поверить в свою удачу. Буйный поток счастья захлестнул меня. Чувство, которое, может, испытывают альпинисты на своей вершине, вот на что это было похоже.
Сизый! Ну же!
Он поднял голову и тут увидел меня. Взгляд у него остекленел. Челюсть отвисла.
Руки задрожали так, что даже я увидел с другого конца зала. Ядовитый шоколад выпал из руки Он резко вскочил и с перекошенной рожей кинулся в сортир. Прямо как я не так давно. На половине пути его согнуло, и он застонал, но не остановился.
Тварь! Как не вовремя! Он должен был съесть шоколад. Съесть его весь! Я застонал от лютой злобы. Я словно, сорвался с вершины! Я как Сизиф! Как рыбак, у которого сорвалась рыба с крючка! Опять! С вершин счастья я низринулся в омут горя и ярости! В глазах потемнело и секунду казалось, что я сейчас отрублюсь от перенапряжения. Злость моя была больше меня, сильнее меня, старее меня. Это была настоящая застарелая ярость!
Но, вместе с тем, было какое-то облегчение, что ли. Такое слабенькое, но оно было. Потому что я знал - если бы Сизый умер сейчас, то что бы я делал потом?
Когда его бы не стало.
Сизого долго рвало в сортире, в конце концов силы оставили его и он упал, обняв унитаз. Так их и нашли, в обнимку. К тому времени я уже давно дал деру, сжимая кулаки так, что болели суставы. Мысли мои были черны, но практичны - на фоне клубящейся злобы я обдумывал следующую акцию. Я не собирался сидеть на месте.
События, однако, менялись к худшему. Может, судьба тогда играла против меня, но ведь и Сизого она не щадила - он взял отгул на три дня. Вряд ли они были для него счастливыми.
Три оставшихся кубика так и лежали на остывшем месте Сизого, пока кто-то из поваров не подкормил ими Кабыздоха - нашего заводского двортерьера-крысолова, всеобщего любимца. Кабыздох съел шоколад, и вот теперь он ловит крыс в своем собачьем раю. Каким-то образом слухи о яде просочились в коллектив, кто-то вроде бы видел, как я клал этот шоколад. К тому времени уже весь завод знал, что мы с Сизым
Ну я же не буйный. Я целеустремленный!
Короче, последние друзья оставили меня, после того, как группа заводских товарищей решила со мной поговорить про яд. Степан Канавин, Степка, мой хороший друган до того, как началась эта свара с Сизым, пытался заставить меня признать, что это я положил яд. Он сказал, что если это я, то я сволочь, и меня надо гнать в шею с завода, потому что таким подлым сволочам у нас не место. Я сказал, что они все равно это не докажут, а если и докажут, то пускай тогда припомнят уксус, и эту мозгобойную дрянь. Это ведь все ваш Сизый сотворил! Сизый сволочь, он на вас всех плевал, он ноги об вас вытирает! Он - погань!
– Не трогай Сизого!
– крикнул мне Степка, - Все знают, что Сизый настоящий человек. Это ты, скотина, всех достал уже. Псих, чертов! Че ты гавкаешь на Сизого! Да ты даже мизинца его не стоишь...
Тут я ударил его и он упал. Я орал, матерился, и снова и снова бил его, крыл его последними словами. Я выпал. Потерялся. Знакомая черная ярость была со мной.
Все было правильно. Степка принял сторону Сизого, Степка должен быть наказан.
Помню - кровища так красиво в воздух взлетала и в свете фонаря капли в воздухе блистали как черные бриллианты.
Не знаю, как получилось, но вместо Степки передо мной вдруг оказался сам Сизый, и, конечно, я принялся бить его с удвоенной силой. Так, что когда меня оторвали, он уже и не шевелился. Коллектив тогда сильно обиделся и тоже избил меня, так что я неделю не выходил из дома. Что ж, врагов много, а я один.
Совсем один, потому, что все от меня отвернулись. Предали меня, переметнулись на чужую сторону. Теперь со мной никто больше не хотел говорить, обходили за километр. Боялись и презирали. Бросали в спину "псих!" и "долбанутый!" Но мне плевать было - у меня ведь был Сизый.
Странно, Сизый не был моим другом. Он был злейшим врагом. Но то, что он был, существовал рядом, почему-то было для меня важным. В те тяжелые дни после драки я, наконец-то, понял свою цель.
Моя цель - его извести. Кажется, ради этого я и появился на этот говеный свет.
И знание это, проявившись, ярко вспыхнуло у меня внутри. Я понял, почему мне так легко дышится по дороге, почему воздух так прозрачен и жизнь такая полнокровная.
Просто это мое дело. Мое! Мы с Сизым связаны! Мы рождены, чтобы уничтожить друг друга!
И еще я понял, что за сожаление всплывало у меня во время истории с шоколадом.
Если Сизый умрет, светоч внутри меня погаснет, жизнь снова погрузится в спячку.
Я выполню свою программу, и остановлюсь как часы без завода. Как кукла, которой не играют выросшие дети. Как постаревшая мать, брошенная детьми в дом престарелых - жизнь без будущего, без смысла.
Но я должен его убить. А что будет потом - наплевать. Сизый нужен мне для того, чтобы жить. И я уверен - я нужен ему для того же. Пока мы схлестнулись в битве - мы по-настоящему живем. Все остальное - не существенно.