Стукин и Хрустальников. Банковая эпопея
Шрифт:
– Молчите… Вы изолгались… Вы изолгались, как я не знаю кто… – Злоба душила ее. – И вы тоже хороши, милая моя… – обратилась она к Еликаниде Андреевне. – Сестра Стукина и спрашивает меня, сестра ли я ее брата!
– Я сестра? – удивилась Еликанида Андреевна.
Хрустальников усиленно мигал глазами Еликаниде Андреевне.
– Конечно же, сестра… – говорил он. – Сестра… но только двоюродная.
– Я двоюродная сестра? Двоюродная сестра мосье Стукина? Помилуйте, да я сегодня в первый раз его вижу! – отвечала Еликанида Андреевна. –
У Хрустальникова и руки беспомощно опустились. Он попробовал оправдаться.
– Вот видите ли… – начал Хрустальников, но Матильда Николаевна перебила его и крикнула:
– Молчать! Теперь мне все ясно, я все поняла.
– Позвольте, Матильда Николаевна…
– Довольно. Ну-с, теперь давайте познакомимся по-настоящему… – обратилась она к Еликаниде Андреевне. – Я действительно Матильда Николаевна, но ни сестра, ни невеста этого клоуна Стукина.
– Как не невеста? Матильда Николаевна, голубушка, что вы! – вскинул на нее испуганные глаза Стукин. – Сами же вы согласились со мной венчаться, я вам сделал даже формальное предложение.
– Запретите этому уроду перебивать меня, – сказала Матильда Николаевна Хрустальникову, кивнув на Стукина.
– Матильда Николаевна, голубушка… – мог только выговорить Хрустальников.
– Молчите, старый плешивый пес, или я кину в вас вот этой бутылкой! – был ответ Матильды Николаевны. – Ну-с, сударыня… Так знайте же, что я ни сестра, ни невеста клоуна Стукина, а мать будущего ребенка этого развратного человека, который сидит перед вами и называется Лавром Петровичем Хрустальниковым.
Матильда Николаевна заморгала глазами. Показались слезы. Вспыхнула и Еликанида Андреевна. На глазах ее тоже были слезы.
– Если уж на то пошло, то позвольте и мне вам представиться по-настоящему. Я тоже мать будущего ребенка Лавра Петровича Хрустальникова.
– Понимаю-с… Понимаю-с… Я с первого раза поняла, кто вы и что вы… Но не думаете ли вы со мной равняться? Так уж это вы – ах, оставьте пожалуйста! Я порядочная женщина, которая увлеклась по своей неопытности льстивым человеком, и вот уже живу с ним седьмой год честно и верно, тогда как вы… Черт вас знает, что вы такое! Может быть, шлюха и ничего больше. Теперь мне остается только плюнуть тебе в морду и идти отсюда.
Матильда Николаевна быстро поднялась с места. Вскочила и Еликанида Андреевна.
– Что? Повтори, мерзкая! Повтори! – взвизгнула она.
– Нечего и повторять. Вот тебе… Получай…
Плевок полетел в Еликаниду Андреевну. Еликанида Андреевна схватила со стола рюмку и бросила в Матильду Николаевну. Минута – и они вцепились друг в дружку. Хрустальников и Стукин бросились разнимать. У женщин только и слышалось:
– Ах ты, мерзкая! Ах ты, подлая! Шлюха!
– Нет, врешь, ты шлюха, а не я!..
– Матильдочка, успокойся… Тебе вредно… Вспомни, что ты мать… мать будущего ребенка… Елочка… Еликанида Андреевна! Оставь хоть ты-то.
– Прочь! Или я в вас пущу бутылкой! – кричала Матильда Николаевна.
Дамы стащили друг с дружки шляпки и вцепились в волоса.
– Стукин! Да что ж ты стоишь истуканом! Бери Еликаниду Андреевну и посади ее в уголок! – кричал Хрустальников.
Стукин сунулся, но получил здоровенную плюху. Хрустальникову тоже попало по лицу. Дамы стащили со стола скатерть с закуской. Зазвенела посуда, бутылки… Раздался визг, и сами дамы упали на пол.
– Матильдочка! Елочка! – вопил Хрустальников. – Что же это такое? Зачем же делать скандал? Ведь вы срамитесь и меня срамите. Рядом в кабинете люди есть. Матильдочка!.. Елочка!
На шум сбежались лакеи, и с их помощью дам растащили. Через четверть часа Еликанида Андреевна, вся растрепанная, лежала на одном диване; на другом диване в том же кабинете лежала Матильда Николаевна. Стукин стоял с графином воды в руках. Хрустальников со стаканом, наполненным водой, в руках бегал от одного дивана к другому и бормотал:
– Елочка! Еликанида Андреевна! Ну выпей воды… Успокойся… Стоит ли из-за таких пустяков? Ведь все дело в недоразумении.
– Прочь! Или я вам выцарапаю глаза!
– Матильдочка! Ангел мой! Матильда Николаевна… – бросался Хрустальников к другому дивану. – Ну полно, успокойся! Я тебя ни на кого не променяю… – прибавляет он шепотом. – Выпей стакан воды.
– Не стану я пить после нее, поганки! – отвечала Матильда Николаевна.
– Да она не пила, видит Бог, не пила! Стукин! Дай сюда чистой воды… Налей из графина.
Вода из стакана была выплеснута, Стукин налил свежей воды из графина. Хрустальников поднес стакан Матильде Николаевне, но она со всего размаха вышибла стакан из рук Хрустальникова, и стакан, упав на пол, разбился вдребезги.
– Вот наказание-то! – воскликнул Хрустальников, вынул из кармана платок и отирал крупный пот, катившийся со лба его.
Хмель давно уже прошел у Хрустальникова. Он стоял посреди комнаты и молча посматривал то на закуску и черепки посуды, валявшиеся посреди комнаты, то на один диван, где лежала Матильда Николаевна, то на другой диван, где лежала Еликанида Андреевна.
Первой поднялась со своего дивана Еликанида Андреевна, поправила перед зеркалом свой растрепавшийся костюм и прическу, подняла шляпку и стала разыскивать в груде шуб свою ротонду. Стукин помог ей одеться.
– Ну-с, я уезжаю на тройке и оставляю вас здесь с вашей прелестницей, – проговорила она. – Но уж смотрите же… После этого ко мне ни ногой.
И она, не простясь, вышла из кабинета.
Матильда Николаевна все еще продолжала лежать на диване и вдруг принялась рыдать.
– Хочешь воды? Хочешь? Если хочешь, то я велю подать стакан. Стакан ты разбила, а графин все еще цел, – приставал к ней Хрустальников.