Ступени
Шрифт:
Как-то, когда Юрий Дмитриевич сидел, нервничая, поглядывая на часы и вертя солонку, кто-то окликнул его. За соседним столиком сидел Кононович, и возле него суетилась толстая официантка в крахмальной кружевной наколке.
– Садись, пообедаем вместе, - сказал Кононович.
Юрий Дмитриевич подумал и пересел.
– Вот ты меня избегать начал, - сказал Кононович, - кто-то, видно, шепнул... В наше время клеветников хватает... и Риту тоже забыл... А между тем мы твои друзья... И к Нине начал грубо относиться, она мне жаловалась... Совсем женщина на себя не стала похожа... Ее лихора-дит, она заболевает, по-моему...
–
– Ты не торопись... Не пойму я... Ты где Нину видел?
– Видел, - сказал Кононович.
– Не бойся, не ревнуй, не в этом сейчас дело. Допустим, она у Риты была... Ты не удивляйся, между нами, твоими друзьями, могут быть разногласия, но мы все тебя любим и озабочены твоей судьбой... Ты попал в плохую историю, на тебя донос написан...
– Донос!
– торопливо сказал Юрий Дмитриевич.
– Кем написан донос?..
– Каким-то слепым, - сказал Кононович, - членом правления артели. Ты соблазнил девушку и бросил ее беременную... Слепой в газету написал, а газета переслала старику, мужу Риты... Знаешь, история принимает крайне неприятный оборот... Ведь эта девушка умерла...
– То есть как умерла?
– довольно спокойно спросил Юрий Дмитриевич. Она ведь поехала в Почаев...
– Ну и что ж?
– спросил Кононович.
– Как будто если человек едет в Почаев, он становится бессмертным... Приехала и умерла от аборта... У какой-то бабки делала... Необразованность, даже грешить не умеют...
Юрий Дмитриевич встал и пошел, лавируя меж тесно стоящих столиков. Груды посуды высились на столиках, грозя упасть и расколоться на множество осколков, так как пол был выложен керамической плиткой. Большое количество людей сидело и стояло в самых неудоб-ных позах, вытянув ноги, подставив костлявые локти или просто преградив дорогу телами. В вестибюле у вешалки висел телефон, но по этому телефону разговаривал какой-то полковник. К счастью, рядом с рестораном тоже была телефонная будка. Юрий Дмитриевич вышел из ресто-рана, но и эта будка была занята. Тогда он пошел к будке в конце улицы. Прохожие смотрели на него, он был без пальто и шапки, и пиджак его покрылся снегом. Будка в конце улицы была свободна. Юрий Дмитриевич набрал номер.
– Григорий, - сказал он, - Зина умерла, это правда?
– Да, - сказал Григорий Алексеевич.
– Я не знал, как это тебе сообщить... Я колебался... Нина ей написала письмо... Это было пять дней назад... Я читал это письмо. Нина писала всё, о чем мы говорили... Она предлагала помощь в воспитании ребенка... Я тоже пробовал уговари-вать... Ты слышишь меня, Юрий?.. Ты не должен обвинять Нину... Конечно, это печально, это ужасно... Но эти религиозные фанатички, изуверы... Ты слышишь меня?.. Ты откуда говоришь?..
– Слышу - сказал Юрий Дмитриевич и повесил трубку.
Он вернулся в ресторан, оделся и поехал домой. Под пальто было мокро, талый снег пропи-тал пиджак и рубашку, влажное тело чесалось. На лестничной площадке перед своими дверьми он не выдержал, снял пальто, пиджак и принялся чесать зудящее тело меж лопаток, под мышка-ми и даже под коленями. Потом он открыл дверь своим ключом. В столовой слышались голоса, звяканье посуды. Он вошел и увидел Нину и Риту, сидящих за столом. Стол был уставлен вазочками с вареньем, стояло блюдо с конфетами, печеньем, и горкой лежали апельсины.
Рита была в пушистой вязаной кофточке, туго обтягивающей ее широкие мужские плечи и высокий
– Молчать!
– крикнул Юрий Дмитриевич.
– Раз вы поняли друг друга... То есть подружились... Зина умерла... Да... Я потерял человеческий облик... Но ты, Нина, ты с этим животным... С этой самкой паука...
– Ну, знаете ли!
– крикнула Рита и вскочила.
– Я по доброте своей согласилась, а теперь мне плевать... Ну и семейка... Жена сама любовницу зовет, чтобы развлечь мужа... Знай, дура-чок, она мне предлагала развлечь тебя... Чтобы ты не переживал из-за той крали... Той, которой ты ребенка заделал и которая от аборта померла... Это ведь анекдот... Жена предлагает...
– Рита захохотала; кончив хохотать, она вновь крикнула: Хватит... тебя еще к суду привлекут... Я на вас обоих покажу... Посмотрим, кто паук. На тебя письмо есть, ему будет дан ход...
Пока она кричала, Юрий Дмитриевич смотрел на ее десны, меж крепких белых зубов ее возникали маленькие пузырьки слюны. Ладонями она сильно схватилась за спинку стула, и красные, обмороженные руки ее побелели возле суставов, на сгибах пальцев. Рита ушла в переднюю. Слышно было, как она одевается, потом хлопнула дверь.
Юрий Дмитриевич подошел к Нине и сел рядом.
– Я обезумела, - сказала Нина.
– Я потеряла рассудок... Я надеялась... Я хваталась за всё... Я не знаю... Жить теперь нельзя...
– Тише, - сказал Юрий Дмитриевич, - давай помолчим... Если есть человек, перед которым я виноват более, чем перед покойной, так это ты... А теперь я поеду туда...
– Я боюсь за тебя, - сказала Нина, - я поеду с тобой...
– Нет, - сказал Юрий Дмитриевич, - ты умница, ты знаешь, что тебе туда нельзя, ты хорошая, ты милая... Ты выпей чаю, полежи, почитай журнальчик... Я скоро вернусь...
– Так уговаривая ее, как маленькую, он одевался.
Когда он был уже на улице, то увидел, как Нина, видно, опомнившись, выбежала следом. Но он стоял за газетным киоском, и она не заметила его, пошла торопливо вдоль улицы, оглядываясь по сторонам.
Юрий Дмитриевич взял такси и поехал к монастырю. За городом было очень тихо и чисто. Монастырские стены и двор были густо засыпаны снегом, и даже обгорелая церковь, где помещались склады горторга, выглядела теперь чисто и нарядно. Дверь в квартире Зины была незаперта. За столом сидел какой-то небритый человек и составлял опись имущества. Икона лежала на диване, среди кастрюль, керогаза, мешочков с продуктами. Ящики комода были выдвинуты, и поверх комода лежало горкой чистое, пахнущее нафталином белье, стеклянные бусы, коробка с дешевыми, но не ношенными еще туфлями, юбка, два платья, несколько клубков шерсти и недовязанная кофточка. Лежало также толстое кольцо, в глубине которого когда-то Юрий Дмитриевич увидел домик на горке.
– Вам чего?
– спросил человек Юрия Дмитриевича.
– Я насчет покойной, насчет похорон.
– Вы родственник?
– Нет... я знакомый...
– Понятно, - разочарованно сказал мужчина, - а то тут в ведомости расписаться надо...
– Ее в церковь понесли, - сказала пожилая женщина, очевидно, понятая.
Женщина сортировала посуду, поновей в одну кучку, а старую, выщербленную кидала в ржавый таз, где было уже много черепков.
– Отпевать будут, - добавила женщина.
– Это тут в деревне, мимо стройки идти надо.