Стяжатель
Шрифт:
— Вам плохо? — осведомилась женщина, только что отнявшая телефон от уха.
— Нет, Шираиши-сан, всё… хорошо, — справился с собой мужчина, — Просто что-то в горло попало.
Он работал с ней уже четыре года и сейчас, буквально на долю секунды, кажется, увидел в зеркале как дёрнулся уголок рта этой стальной женщины. Она что… только что улыбнулась?
Невероятно.
В детали самого разговора водитель заученно не вникал. Долгий опыт, навыки, плюс сама суть бесед, которые могла вести женщина в её статусе. Отдел по делам с несовершеннолетними очень часто сталкивался с различными
Айка вздохнула, позволив себе немного расслабиться. Судя по всему, Акира, умный мальчик, смог понять, что двигало ей, чуть не силком сунувшей свою дочь ему в гости (а то и поглубже), но, скорее всего, не в деталях. Пусть думает, что женщина хочет как можно скорее выпихнуть ему Ману целиком и полностью, ради, скажем, налаживания личной жизни. Это будет неверной догадкой, но лучше так, чем знать правду.
Она, к сожалению, была куда опаснее.
Ситуация с искусственным Снадобьем продолжала развиваться, причем в куда более трагичном ключе, чем раньше. Совместными радикальными усилиями правоохранительные органы купировали его свободное распространение, но не более того. Человечество получило доступ к безграничным запасам Пилюль и теперь Темный мир учился эксплуатировать открывшиеся возможности. Решать появляющиеся проблемы предполагалось жестко и быстро, а это значило, что у госпожи руководителя токийского отдела по делам несовершеннолетних «надевших черное» появилось огромное количество недоброжелателей.
От представителей криминальных структур до… родителей, чьи дети пропадали без следа.
— Это здесь, Шираиши-сан, — шофер, остановив машину, полез за пазуху, достав из кобуры пистолет. Сняв его с предохранителя, мужчина дослал патрон в патронник, а затем вернул оружие в кобуру. Айка то же самое сделала со своим, куда более миниатюрным пистолетом, заправив его под пояс юбки сзади.
Предосторожности не повредят, даже учитывая то, что вокруг машины уже стоят автоматчики в черном, бдительно осматривающие окрестности.
Айка выходит наружу и, не смотря по сторонам, отправляется прямиком в небольшое офисное здание, которое полчаса назад брали штурмом. Здесь повсюду трупы, раненных нет. Протокол подобного штурма предписывает добивать, поэтому все якудза, так называемые деревенские, сейчас надежно мертвы, вырезан весь клан. Предосторожности автоматчиков, рассредоточившихся снаружи, при этом вовсе не излишни — слишком велик «улов», который хранила эта банда. Настолько велик, что его могут попробовать отбить даже у штурмовиков.
Женщина идёт, невозмутимо перешагивая через трупы, кивая попадающимся ей на пути людям. Ей навстречу выбегает крепкая девушка, одетая в такую же черную военную форму, с автоматом, висящим у неё на боку.
— Сюда, Шираиши-сан! — направляет она её к лестнице, — Они все наверху.
— Состояние? — сухо бросает Айка, пока они поднимаются по ступенькам.
— Как обычно, — докладывают ей, — Напуганные, голодные. Мы им выдали спецпайки, но…
—
— Они «свежие», Шираиши-сан, — в голосе идущей впереди девушки слышится чуть ли не досада, — Совсем «свежие».
— Иностранки?
— … нет. Почти все — японки.
— Плохо.
Не просто плохо — сложно, очень сложно.
Молодые, здоровые, физически привлекательные и активные женщины — всегда в дефиците. Особенно это касается внешней привлекательности, которую как раз и подправляет Снадобье.
Насильственное скармливание Снадобья человеку — один из самых страшных грехов Темного мира. За него карают смертью, безальтернативно, но жажду людей к наживе не унять.
— Опросный лист?
— У Гохады… вот он. Гохада, давай лист!
— Пожалуйста, Шираиши-сан!
Она смотрит на перечень фамилий, снабженный краткой сноской. Похищена, заманили, уснула пьяной, проснулась здесь. Эти…? Целый десяток из плена сукебан? Как они сюда попали? Их что, продали?
Выясним, обещает сама себе женщина, шагая далее. Обязательно выясним. Всё, до последней детали. Это её гражданский долг… хотя бы потому, что…
— Здравствуйте, — входит она в зал, полный девушек от шестнадцати до двадцати двух лет, одетых лишь в нижнее белье и накинутые сверху одеяла, — Меня зовут Шираиши Айка…
…хотя бы потому, что ни одной из этих девчонок уже не будет позволено вернуться домой. Кроме одеял и трусов они, пусть и против своей воли, «надели черное», а значит, обычная жизнь перед ними закрыта.
Большей частью.
Да, будут другие перспективы. Переезд в крайне отдаленные места, на секретные объекты, где эти девочки получат кров, нужную пищу, возможность ограниченно развиваться через сражения в максимально травмобезопасной обстановке. Там же они получат нужное образование и там же будут пристроены к делу.
Там же… они будут беременеть и рожать. И воспитывать своих детей. И жить. Возможно даже обретут новую семью, создадут её.
Только вот о том, что они живы — никто никогда не узнает. Как минимум, пока что, в ближайшие месяцы, а то и годы. Проблема должна быть купирована начисто, вымарана, стерта из истории, с максимально большой для государства прибылью. Сейчас, когда эти девочки, смотрящие на неё, Айку Шираиши, еще не поняли, как сильно изменилась их жизнь и социальный статус, она, даже несмотря на весь свой самоконтроль, обещает себе, что виновные будут наказаны. Тоже стёрты, как и эти бедняжки.
А сейчас она сотрёт и то спасительное непонимание ситуации, что виднеется в глазах похищенных девушек. Возможно, за это «сотрут» и её.
— Секундочку, — говорит Шираиши Айка, доставая свой мобильный телефон, начиная набирать сообщение.
«Акира, если я погибну, то ты позаботишься о моей дочери»
Ей хочется поставить вопросительный знак, потому что это даже не просьба, а мольба, отчаянная, и к человеку, который ей ничем не обязан. К тому, кому она буквально продает, передает свою дочь. Только вот просить и умолять Шираиши Айка не может, как не могла в свое время впустить в свою жизнь Суичиро Огавазу, отчаянного, влюбленного, готового на всё ради её любви.