Стыд
Шрифт:
— Любая вера есть стабилизатор, в том числе и вера в коммунизм. Сколько лет прошло, а многие до сих пор за нее держатся.
— Здесь другое. Коммунизм придумали люди. Сегодня придумали — завтра раздумали.
— А религии-то кто придумал? Притом разные, и каждая считает, что лишь она права, все остальные заблуждаются.
— Это мы с тобой так рассуждаем. Отец Валерий думает иначе. И в этом смысле он счастливей нас с тобой, спокойнее. А когда все переворачивается…
— Ну почему же все? — Лузгин достал сигарету; ему уже разрешалось курить и на кухне. — Разве дружба перевернулась?
— Конечно, перевернулась, — уверенно сказал старик. — В рыночном бизнесе дружбы не бывает. Она не предусмотрена уставом. Вот ты читал устав компании? Что там записано в первых строках? Ради чего создается акционерное общество? Ради извлечения прибыли. И точка. Там даже само слово «нефть», если не учитывать названия компании, в первый раз встречается только на третьей, ты понял, только на третьей странице! Бизнесу в своей природе все равно: колготки шить, нефть добывать…
— Э, не совсем!..
— Совсем, совсем. Заполучить подешевле и запродать подороже. Разница, прибыль и есть смысл деятельности. Люди деньги добывают, а совсем не нефть как таковую. Если завтра какой-нибудь японец придумает автомобильный двигатель, работающий… ну, скажем, на грибах, они бросят нефть и станут добывать грибы.
— И правильно сделают, если грибы окажутся экономичнее… — Лузгин помахал рукой, отгоняя дым от старика. — Степаныч, ну давайте скажем честно: нефтяная отрасль вымирает. Сколько ей осталось? Ну, лет тридцать, а то и меньше. Запасы-то кончаются! И умные люди давно уже думают… о грибах там или водороде. Нефти — каюк, это надо признать окончательно и бесповоротно. А вместе с нефтью каюк той религии, которую вы из нее сотворили. Только без обид, Степаныч, без обид. Я знаю, каждая профессия лепила из себя религию: «Не кочегары мы, не плотники, а мы монтажники, сталевары, хлеборобы, космонавты, газовики, нефтяники…». Газовики, кстати, скромнее себя ведут, а вот нефтяники всегда претендовали на некую исключительность.
— Мы кормили всю страну, — спокойно произнес Иван Степанович. — И колхозников, и космонавтов. Именно мы, а не кто-нибудь другой. И мы здесь, в Сибири, за двадцать лет по добыче вышли с нуля на полмиллиарда тонн нефти в год. Такого не было в истории и никогда больше не будет. В истории человечества. Нигде еще такая громадная территория не осваивалась в такой короткий срок и не приносила таких доходов государству. Это был колоссальный проект. По объемам капиталовложений вся наша хваленая космонавтика и рядом не стояла. А про отдачу и говорить нечего. Вот так вот, Володя. А ты говоришь — религия.
— Конечно, религия. Вам даже Высоцкий по заказу песни-гимны писал. Плохие, кстати.
— Лично я никому ничего не заказывал.
— Кроме книг. Извини.
— Книги — другое. Книги должны быть, чтобы хоть память осталась.
— Нефти не будет, но память останется…
— Не хами, пожалуйста.
— Я же сказал: извини.
Старик повел ноздрями, принюхиваясь к дыму лузгинской сигареты.
— Новые?
— Настоящие, — сказал Лузгин. — В буфете появились. Странное дело, Степаныч: в компании запрет на курение, а в буфете сигаретами торгуют. «Базард» вот настоящий завезли, штатовский. Приятней
— Ну, запел, — сказал старик.
— А что? Кстати, я тебе не рассказывал, как курево повлияло на рождение так называемой американской позитивной журналистики? Нет? Очень интересно. В позапрошлом веке одного репортера «Нью-Йорк Таймс» послали на сигаретную фабрику. Приехал он, смотрит: весь двор завален сеном, соломой, навозом, и только в углу, под навесом, стоят два мешка настоящего виргинского табаку. Так знаешь, с какой строчки он начал свой репортаж?
— Ну, с какой? — без интереса произнес старик.
— «И все-таки они кладут туда табак!» Вот так родился главный принцип американской позитивной журналистики.
— Не только американской.
— А вот этого не надо! — Лузгин погрозил старику пальцем. — Хотя, не отрицаю, мы тоже из своей профессии любили легенду слепить. Но я-то, по крайней мере, этого не отрицаю, я это открыто признаю, а господа нефтяники? Вот слепили легенду из Муравленко. А ведь первым начальником главка был Арон Маркович Слепян, помните такого?
— Я не застал.
— Но ведь был человек, был! И первых нефтяников из Башкирии именно он в Тюмень за собой привел. Да, траванулись люди техническим спиртом, было дело, и трупы были, да, но ведь повод, только повод. А под ковром куйбышевские воевали с башкирскими. Муравленко же из Самары…
— Это враки, — сказал старик. — Тогда уже совнархоз был, все вместе — и Куйбышев, и Татария с Башкирией. Ну, Слепяна сняли — правда. Приехал Муравленко со своими людьми. Но двух главных слепяновских буровиков он же не тронул, не сменил — Сафиуллина и Ставрианиди. Сам был буровик, во всех нефтяных делах бурение на первое место ставил, а ведь не скинул, более того — ценил и любил. Потому что к делу относился профессионально. Главного инженера Филановского с собой привез, это факт, но ведь какая фигура была! Фил в Тюмени только четыре года проработал, потом с обкомом поссорился и в Москву уехал, но о нем же помнят до сих пор!
— Кто помнит? — перебил его Лузгин. — Кто помнит, Степаныч? Коэн помнит, Траор помнит или Харитонов? Может, Агамалов и помнит еще: плывет сейчас на яхте из Ниццы в Монте-Карло и знай себе помнит и помнит.
— Кому надо, тот и помнит, — сказал старик. — В Ницце сейчас холодно, не сезон, так что ты ошибся с адресом, приятель.
— Ах да, вам же виднее, — подпустил Лузгин аккуратного ежа, — вы в Ниццах бывали…
— Бывал.
— На вилле живали, небось?
— Живал.
— Ну и как это — жить на вилле в Ницце?
— Осы, — сказал старик.
— Не понял?
— Осы донимают. Пока солнце не сядет.
— И все?
— Угу, — кивнул старик.
— Вилла-то своя была?
— Не хами, — сказал старик. — Интересно, да?
— Что — интересно?
— Я же чувствую, я понимаю… — Старик помял виски большими пальцами растопыренных ладоней и стал похож на усталого лося в очках. — Я вот другого не пойму… Пропал человек, исчез, и всем на это наплевать. Милиции, прокуратуре — всем! Ты понимаешь — они заняты. За-ня-ты! У них столько дел, столько проблем, и тут я, старый дурак с потерявшейся внучкой…