Стылый ветер

Кузьмина Ольга Владимировна

– Вы и правда готовы присягнуть? – прервал разноголосый гомон Якоб Верт. – Все готовы присягнуть, что видели своими глазами, твердо уверены, что Сатана вселился в этого человека?

Святые отцы неуверенно переглянулись.

– Да. Я готов, – кивнул Адальберто. – Сатанинская сила, снизошедшая на принесшего жертву отца Джузеппе, перешла к его убийце. Я видел своими глазами!

– И я...

– Истинным богом клянусь...

– Мы все готовы подтвердить...

– Что же теперь с нами будет?.. Ад, сошедший на землю?

– Мы все пропадем. Конец человечества! Проклятье на наши грешные души!

– Надо

убить его, вот что. Не можем мы теперь позволить, чтобы он так беспрепятственно... Сам возьмусь. Кто еще из вас мне может помочь?..

– Постойте!.. – прервал их Якоб Верт. – Никто не будет спорить о том, что не подконтрольный нам Сатана вреден и даже опасен. Но почему, собственно, вы так легко сдались, так просто оставили надежду на то, что сумеете его подчинить? Я готов бросить на это все силы нашего Ордена. Он покорится нам рано или поздно... Просто нас было сейчас слишком мало... В должный час мы найдем средство, чтобы остановить его. А пока то зло, что он принесет миру, лишь укрепит их в истинной вере. Для простых людей самым убедительным, самым неопровержимым доказательством существования Бога будет это зло во плоти. А мы получим над ним власть. Потому что всем, что есть на земле, Господь доверил управлять нашей церкви... Амен.

Головы, покрытые черными капюшонами, склонились в поклоне.

– А пока я призываю вас хранить молчание о том, что здесь произошло.

Глава 26

Пороховая гарь, стоны раненых, вспышки выстрелов в темноте. Торговцы и погонщики в панике бегут прочь, бросив свои телеги. В общей сутолоке офицер куда-то пропал, и мушкетеры, беспорядочно паля в темноту, пятились теперь назад, к перевалу. Милош поежился. О преследовании беглянки больше не могло быть и речи, необходимо было спасать собственную жизнь.

– Бей вурдалаков!..

Сквозь клубы дыма, с дружным воем бунтовщики двинулись в атаку плотно сбитой толпой, выставив вперед косы, превращенные в пики.

«На нас идут, наверное, те несколько сот восставших, что захватили Маутендорф. – От ужаса волосы на голове Милоша зашевелились. – А солдат против этой орды всего два десятка. Теперь и того меньше».

Чей-то резкий окрик вывел его из оцепенения.

– Эй, вы двое, навались!

Навстречу крестьянам покатилась телега.

– Что стоите, болваны?! Следующую... Не отступать! К бою, австрийские свиньи, или я оторву вам головы раньше, чем эти крестьяне до вас добегут!

«Что за офицер тут командует? Откуда он взялся? Мушкетеры, кажется, даже подчиняются ему. – Милош сам принялся рьяно выполнять приказы и раздавать нерадивым пинки. – Дай бог остановить начавшуюся панику... С наименьшими потерями унести ноги – вот все, что теперь можно сделать».

– Переворачивай телеги! Устроим тут баррикаду! Давай еще!..

Толпа, оправившись от неожиданности, снова двинулась вперед. Какой-то парень с перевязанной левой рукой схватил офицера за рукав.

– Остановись, Уно! Нам незачем тут... Пошли!

– Иди, если хочешь.

– Но ты же...

– Я не нуждаюсь в твоей опеке, Ходжа! Иди, я теперь сам...

– Бей-убивай! – Крестьяне уже подошли к перевернутым телегам на удар копья.

– Вперед! В бой, подонки, пока я не поджарил вам зад! – Ахмет

бросился на косы, сжимая в одной руке пистоль, а в другой баделер.

– Вперед! – истошно закричал Милош, кидаясь следом.

– Уно! Стой, болван! – взвыл Ходжа и, схватив саблю в левую руку, бросился за ними.

Вслед за этой троицей, составившей острие клина, в бой кинулись австрийские солдаты. А откуда-то сбоку, из темноты, с криком «Алла!» на крестьян обрушился всадник, врубаясь в самую гущу, туда, где мелькал баделер Ахмета.

Она мчалась вперед. Одна. По ночной дороге.

«Вот и все. Так и надо – без объяснений, слез... Мы бы все равно расстались... почему же так больно? ТАК больно?! Не думать бы об этом при НЕМ... хотя, теперь уже все равно...»

Уже поздно жалеть или каяться —С темной силой я душу делю.Ты уходишь, и ночь вспыхнет заревом,Неродившимся криком: «Люблю!»

«Может, ты хочешь остаться с Ахметом?»

Она сбилась с мыслей, закашлялась, задохнувшись ночным воздухом и готовым вырваться стоном: «Хочу!»

«Я подумаю».

«Это нужно решить до вселения. Потом будет поздно».

«Я подумаю», – повторила она, уже понимая, что откажется, но будучи не в силах сразу сказать «нет».

«Мы не сможем вместе... Он не сможет, зная, ЧТО я впустила в его мир. Я уйду... Вот только бы увидеть его еще разок, мученье мое кареглазое...»

Мост через небольшую горную речушку. Несколько каменных домов. Останавливаться ей не хотелось. Ей ничего уже не хотелось.

«Только вперед. Скорей бы все это кончилось...»

– Мы гнались за ним с самого Маутендорфа. – Матиш пригладил рукой седеющие усы. – Старый Ходок устроил там кровавую баню. Вот, с нами все, кто сумел спастись... Кто мог ожидать от него такой прыти?..

– Хорват бы мог, – вздохнул Бибер.

– Кстати, что с капитаном?.. – спросил Милош.

Все, кто приехал с Матишем, молча потупили взоры.

– Он спасся?

– Если бы он был жив, нас бы не разгромили, как щенков, как последних... – В сердцах Матиш махнул рукой. – Его застрелил из пистоля кто-то из тех, что были с Марией.

– Да что там! Это я во всем виноват! – сокрушенно вздохнул Ульбрехт. – Если бы я не оплошал так бестолково с этой каретой, будь она проклята!.. Цебеш сидел бы в своей деревне еще неизвестно сколько... – Он вдруг замолк, глядя вниз, на забитую брошенными телегами и экипажами дорогу. – Там... Смотрите, это она... Та карета!

Все уставились на черный экипаж, пристроившийся позади брошенных на дороге телег. Где-то далеко, за перевалом, испуганно завыла собака.

Солнце осветило вершины альпийских гор утренними лучами. Защебетали птицы. Откуда-то появились купцы и погонщики. Со скрипом тронулась первая телега. Солдаты сваливали трупы в общую кучу у дороги. Погибших же сослуживцев оттаскивали в сторонку и укладывали рядом с офицером. Страусиное перо все так же белело на его блестящем в рассветных лучах, но помятом и окровавленном шлеме. Раненые у палатки стонали и матерились – над ними орудовал фельдшер.