Стюардесса
Шрифт:
Динка опустилась на потертую банкетку и взяла в руки лежавшие на столике красочные проспекты. С глянцевых картинок на нее смотрели улыбчивые девушки в летной форме разных авиакомпаний. И бирюзово-сероватые итальянки, и ярко-синие кореянки, и небесно-голубые англичанки. И наша темно-синяя форма была представлена длинноногой тонкой блондинкой с пышными кудрями.
Динка усмехнулась. По инструкции им запрещалось распускать волосы во время работы в салоне. Не дай бог, пассажир обнаружит в тарелке волосок! Скандал! Длинные пряди всегда
Динка была согласна с этими требованиями и всегда гладко зачесывала волосы под форменную шапочку. Даже Наташка, обладательница роскошной длинной косы, и та прятала свою красу, закалывая на затылке тугой пучок. А эта девчонка никакая не стюардесса, а просто моделька. Иначе она юбку сделала бы чуть ниже. Неудобно же нагибаться. И пиджачок не так бы заузила в плечах — работать ведь неудобно.
Динка вспомнила, как засмотрелась в Риме на стюардов итальянской компании. Вот уж красавцы, как на подбор! Все высокие, гибкие, с кошачьей пластикой, мягкими движениями. Все с черными усами и темно-карими глазами, взгляд которых обволакивает и проникает в самую душу. И женщинам кажется, что так он смотрит лишь на нее одну…
Ну ладно, наши мужчины тоже ничего, Динка в этом смысле патриотка. Но какая у итальяшек форма! Если бы Антону примерить такой бирюзовый китель! Если бы Динке надеть такую шляпку-таблетку! У итальянок и блузки не белые, а какие-то кремоватые, и от этого форма смотрится элегантным нарядом.
Динку всегда раздражало это совковое: белый верх, темный низ. Хорошо хоть сейчас разрешили юбки укорачивать, а то раньше, говорят, ладонью мерили расстояние от края юбки до коленок. Чтоб ни-ни, не больше!
А зато у вьетнамок и в Северной Корее юбки вообще по коленку! Как они, бедные, по салону ковыляют? Миниатюрными шажками.
А в Южной Корее и в Гонконге такие девахи! Ножки от ушей, юбчонки по самое это самое. Как будто не в салоне работать, а на подиум выходить.
Динка задумалась и не заметила, как промелькнули полчаса. И вот наконец из таинственных глубин ателье торжественно выплыла Карина Ивановна, держа на вытянутых руках вешалку с новенькой формой.
— Ну-ка примерь, милая, — ласково пробасила она. — Должно быть впору.
…Динка летела по улице к основному корпусу, едва накинув на плечи пуховик. Не хотелось мять, скрывать под верхней одеждой такую красоту.
У Карины и вправду глаз-алмаз! Ни сантиметра не пришлось ни убавлять, ни прибавлять. Словно она Динку всю жизнь знала!
Тем, кто привык одеваться у знаменитых кутюрье и в супердорогих бутиках, не понять тех, кто всегда из экономии покупает на барахолках ширпотреб у челноков. А вот Динка могла в полной мере оценить достоинство золотых рук Карины Ивановны. Пожалуй, впервые в жизни она чувствовала, что на ней словно вторая кожа — так все было ладно подогнано!
А уж от удачной
Старую форму с вытянутой, залоснившейся юбчонкой и застиранной блузкой она несла в пакете, выбросить сразу было почему-то жалко. Хотя первым побуждением было оставить ее в ателье и больше не вспоминать об этом позоре.
Мягкая шерсть плотно обхватывает бедра, две невидимки удерживают на голове овальную шляпку с красивой кокардой, кипенно-белая блузка чуть видна из-под кокетливо полурасстегнутого кителя.
Наталья принимала на борт питание. Она мельком глянула на Динку и буркнула, продолжая считать коробки:
— Тебя брат искал. Я уж не стала говорить, что ты койки с чужими мужиками обминаешь…
— Какой брат? — удивилась Динка. Она даже пропустила мимо ушей Натальино замечание о койках. — У меня нет брата.
— Ну да, ну да, — ехидно кивнула та. — Я поняла, что не брат. Тебе как раз такие и должны нравиться. Бычок-качок.
— Ты можешь нормально объяснить? — вспылила Динка. — Что за качок? Чего ему надо? Я же русским языком тебе говорю: у меня нет брата.
— Зато любовников до фига! — парировала Наталья. — Я что, всех запоминать обязана? Отойди, не мешай!
Динка подошла к Сашеньке Тарасовой:
— Объясни по-человечески, кто меня искал. Это важно.
Сашенька пожала плечами и посмотрела на Динку с нескрываемым интересом:
— Ты что, у Наташки Антошу увела?
— С чего ты взяла? — смутилась Динка. Они специально добирались до аэропорта порознь, чтобы сплетен не было.
— Так все говорят, — удивилась та. — Вы же в шереметьевской общаге вместе были.
— В гостинице, — фыркнула Динка.
— Один хрен, — расхохоталась Сашенька. — А у стен глаза и ушки на макушке. А этот твой злой был! Небось всю ночь тебя искал. Говорил так вежливо, вкрадчиво, а сразу видно, что злой.
— Саш, ты можешь по порядку? — взмолилась Динка.
— Да я и не слышала толком, с ним Наташка разговаривала. Он нас в аэропорту нашел, говорит: а где Дина Лебедева? Мол, сеструха моя… А Наташка ему: свисти больше. Какая она тебе сеструха? Небось рожки чешутся?
— Идиотка… — простонала Динка. — Ну а он?
— А он желваками поиграл, брови сдвинул. Страшный… Вот уж не думала, что тебе такие уроды нравятся. Бровеносец!
Бровастый… обомлела Динка. Все правильно. Вычислили…
— Говорит, Дина с вами летит? — продолжала Саша. — Мне ее повидать надо срочно.
— Ну?!
— Да ладно, не бойся, — усмехнулась Сашенька. — Наташка стерва, но не настолько же. Какой ей смысл, чтоб тебе перед вылетом морду расквасили? Тебя тогда или менять надо срочно, или «без одной» крутиться. Морока лишняя. Она сказала, что ты на шестнадцать ноль-пять летишь. Пусть ищет!