Сублограмма
Шрифт:
Конь под всадником пляшет от нетерпения. Сдерживая его, всадник шагом подъезжает к узкому провалу между стенами домов. Он ждет недолго и облегченно вздыхает, увидев, что наемники возвращаются не одни. Беглец висит у них на руках. Вдвоем они привязывают его к седлу, садятся на лошадей и дают шпоры. Скачут не оглядываясь...
– Ну, видела?
– спрашивает Олег.
– Как? Слишком гладко, слишком спокойно, думаю я. Лошади - только что с фрески Пизанелло, красивые итальянские тяжеловозы... Пятнадцатый век... Что ему сказать?.. Неужели он сам не чувствует?
–
– Будто ты не имеешь понятия о феодализме. Будто ты ничего не знаешь. Ты увлекся бутафорией, только и всего.
– Исправляй, - смеется он.
Импульс. Мне он обязательно нужен здесь.
– Дай на секунду. Для импульса.
– Ты ведь этим ничего не улучшишь. Во всяком случае, качества не добавишь. Импульс действует только тогда, когда в картине все уже есть и без него, иначе это просто чужое, поверхностное чувство, - раздраженно говорит Олег.
– Я знаю. Именно поэтому ты боишься его использовать.
– Очень надо, - отвечает Олег.
Импульс.
как хотите и что хотите можете думать беглец хороший человек восприятием ребенка кожным ощущением добрый и сильный
Вот так. Будто я вместе с ним.
...Он шел, держась правой рукой за мокрую стену. Левая висела плетью. Он чуть не упал, потеряв опору, когда рука ощутила пустоту. Он догадался свернуть в проем и затаиться. Он слышал, как всадники вынеслись на площадь, и слышал, как они вернулись.
Между стенами не было и полутора локтей. Пахло сыростью, каменная кладка обомшела. Он шел вперед, стараясь не поддаться боли и усталости, и вскрикнул, когда наткнулся на стену впереди. Тупик.
Феррара повернулся, привалился к камням и стал ждать. У него не было оружия, кроме ножа, купленного в Толедо. Он заметил преследователя раньше, чем тот его. Он двигался правым боком, шаря впереди мечом. Феррара видел, как он боится.
– Остановись, - сказал Феррара. Тот ахнул и встал. У Феррары было мгновение, чтобы ударить. Но клинок лязгнул о стальной нагрудник. Феррара потерял равновесие и упал на раненую руку...
Олег тронул меня за плечо. Я вздрогнула.
– Что ты делаешь? Зачем это? Кто это? Я не колеблюсь:
– Хуан Феррара. Испанец. Родился в Толедо в тысяча триста девяносто втором, бежал в Италию, отомстив сеньору захват и разорение родовой земли, и...
– Прекрати! Перестань! Ты не можешь этого знать!
– с тревогой говорит Олег.
– Ты прав. Но знаешь, если Артуро не пригласит нас, я сниму ленту полностью...
– И нужно тебе?
– равнодушно бросает Олег.
– Тема была задана, нужно ограничиться семью минутами. Конец я смазал, ты поддержала. Нормально, хватит.
Отворачиваюсь. Отворачиваюсь от записи, от Олега, я сделала все, что могла, теперь полное безразличие. Смотрю в окно и мысленно вижу снимок из альбома Артуро. Спрашивать Олега о девочке мне не хочется, да я и уверена, что он тоже не знает. Артуро вообще крайне замкнут, и у него не было причин для разговора с Олегом. Я понимаю, что не сделала ничего для Артуро, но Олег уже компонует оба фрагмента, так что
– Прости, - говорю, - Олег. Один крупный план. Лицо Феррары.
– Делай, будет интересно.
Всего только интересно, бедный Олег. Интересно: черное от усталости и боли, со слипшимися от крови волосами, распухшими, разбитыми губами, полузакрытыми глазами, которые он медленно открывает, очнувшись. Он не отводит глаз под взглядом сеньора. Сначала в них страх, потом безразличие, а потом ненависть, лицо меняется, на мгновение исчезает боль, и проступает свет, чувство, долгий взгляд, как твой.
Импульс.
случайно или намеренно лицо Феррары стало лицом Олега глаза которого я хочу видеть так же близко
Олег импульса сейчас понять не сможет, и к лучшему, что не сможет. Могло ведь и не получиться.
– Не слишком?
– спрашивает Олег.
– Два импульса за семь минут?
– Не знаю, ты же не чувствуешь, - отвечаю я.
– Ты же не понимаешь, не хочешь понять, боишься понять...
– Что такое?
– Достоверность невозможна без возникновения чувств. У тебя пойдут живые картины и декорации. А ты мастер делать декорации, - говорю я машинально. Не знаю, почему я так упорно хотела ему это высказать. Бессмыслица. При чем здесь декорации?
Олег окажется прав в том случае, если целью отрывка был показ. Я буду права, если целью было понимание. Что, если Артуро проверял именно эту способность? Тогда - средневековая планета, так? Но не для Олега...
– Превосходно, - говорит Олег.
– Закончим этим импульсом и крупным планом. Спасибо.
– Ты знаешь что-нибудь об Артуро? Вернее, о том, для чего ему этот фрагмент?
– Ничего, - улыбается Олег.
– А неплохо, верно?
Я не отвечаю. Артуро приходит в студию, когда все поклонники "известного граммера Олега Дуплева" уже в сборе. Или почти все.
– Извините, Артуро, - обращаюсь я к нему.
– Можно попросить импульсатор, там должно было получиться...
– Конечно же, можно. Что-то вы опять придумали?
– шутливо говорит он. Настройте кто-нибудь пульсатор.
Мне уже жаль, что я попросила. Но Артуро хотел видеть всю пленку. Я не смогу скрыть, да и не хочу скрывать того, что получилось. Но ведь это и признание, открытое признание. Интересно. Как Олег сказал: интересно, будет интересно.
Пока идет просмотр, все молчат. Артуро, Олег. Ребята. Я не могу поднять глаз. Мои импульсы воспринимаются как чужие. Так и должно быть, успокаиваю я себя.
Конец пленки. Но экран не гаснет, а подергивается рябью, сквозь которую угадывается движение.
– Сработал кто-то из вас, - говорит Артуро и смотрит на меня.
– Дал такой импульс, что действие логически продолжается. Теоретически это возможно, но я впервые вижу.
"Возможно, логически, теоретически..." И вдруг я кричу:
– Олег! Феррара, они тебя убьют! Олег, помоги же!
– Это же запись!
– тоже кричит Олег.
– Дуплев, - спокойно говорит Артуро, - делайте, что просят.