Субмарина «Голубой Кит»
Шрифт:
– Очень прошу, записочку ему…
Но Игорь говорил медленно, как всегда, а сотрудник Егоров торопился.
– Вы шутник, юноша! – сказал Егоров и удалился, помахав пропуском вахтерше – аккуратной толстенькой хохотушке.
Она улыбнулась Квадратику и отсоветовала ждать директора:
– Эх, малёк! Понапрасну ты стараешься, таких малых на работу не берем. Иди домой, к мамке.
Разговор поддержала другая вахтерша:
– Как им медом намазано – в институт! Почто школу бросил?
– Не бросал я школу! – угрюмо отвечал Игорь.
– Не бросал! Исключили?
– Я учусь.
– Почто
Игорь отошел в сторонку, но было уже поздно. Третья вахтерша высунулась из своей стеклянной будки и сообщила, что паренька она знает – Ергинов паренек, с Зимнего оврага. Учится хорошо, но хулиганистый паренек… Квадратик в отчаянии направился было к телефону, однако снова опоздал. Трубку подняла рослая, плотная старуха в белом платочке, нагруженная объемистой кошелкой, и рявкнула:
– Два-три-три, гарнесенькая… Отдел Гайдученки отвечает?.. Здравствуйте! А где у вас Яков Иванович?.. В лаборатории? Выдьте, будьте ласковы. Да-да, Татьяна Григорьевна говорит. Здравствуйте, Любаша. Обед принесла, что делать!
Последнюю фразу старуха произнесла без малейшего украинского акцента, чем сильно удивила Игоря. Бабушка Таня пускала в ход украинские словечки в двух случаях: когда отчитывала кого-нибудь и когда хотела понравиться или улестить. В других случаях она говорила по-русски не хуже, «чем Николай Васильевич Гоголь, земляк наш Миргородский».
Игорь подошел вплотную к Катиной бабушке. Конечно, это была Катина бабушка! Кто другой мог принести обед Якову Ивановичу? Кроме того, Катя и бабушка Таня были очень похожи. Как маленький тощий зайчонок бывает до смешного похож на большую толстую зайчиху – сам в десять раз меньше, но такие же уши, лапки и мордочка.
Татьяна Григорьевна решительно взглянула на Игоря и спросила:
– Что стоишь? Кавалер какой! Отца дожидаешься?
– По делам я пришел, – осторожно ответил Квадратик. – Хотел Якова Ивановича повидать.
Татьяна Григорьевна посмотрела на него Катиными глазами – серыми, с рыжими пятнами и поставила кошелку.
– Яков Иванович? Зачем он тебе?
Игорь не успел ответить. Бабушка схватила его за руку и спросила севшим, сиплым голосом:
– С Катей случилось что-нибудь? Говори!..
Игорь отскочил от нее как мог подальше, выдернув руку, и поскорее ответил, что с Катей ничего не произошло. Но Татьяна Григорьевна догнала его и опять схватила за руку.
– Она где? Говори скорее!
– Гуляет она! – закричал Игорь. – Она с Митрием гулять пошла! Мне к Якову Ивановичу нужно по важному делу…
– С Ми-итрием? – угрожающе спросила бабушка. – Ще Дмитро объявився! Де он? Взрослый хлопец?
Квадратик наскоро ответил, что Митя Садов – из Катерининого класса парень и что они гуляют, а ему нужен Катин отец для важного разговора, действительно связанного с Катей. Какой разговор? Он может объяснить все только самому профессору, нет, нет, самому профессору, не иначе.
Что тут началось! Татьяна Григорьевна, пережившая три войны и гибель четырех сыновей, любила внучку, единственную, безоглядно. Она почувствовала, что Кате угрожает опасность, и кинулась в бой. Когда веселая Любаша
– Татьяна Григорьевна, голубчик, что случилось?
– Я должна увидеть Якова немедленно! – сказала бабушка. – Немедленно, понимаете, Любаша? С Катенькой… несчастье. Бегите, бегите!
И Любаша умчалась, будто ее несло отчаяние Татьяны Григорьевны.
Теперь нам, чтобы не запутаться в происходящем, придется то и дело посматривать на часы. Перемещение началось ровно в три часа. Очень скоро, через полминуты, не больше, Катя была в Англии – перед старым домом. А в Дровне Игорь Ергин уже поднимался по крутому берегу к институту. Дальше события развивались не так согласованно. Квадратик мыкался в проходной минут пятьдесят до прихода Катиной бабушки. И Любаша пробежала к Якову Ивановичу через лабораторный двор под часами, показывающими четыре часа десять минут. В это время Кати уже не было в Англии и по телевидению передавали беседу с французским адмиралом.
…Перед широкой дверью Проблемной лаборатории толпились разные люди. Усатый желтолицый вахтер снисходительно поглядывал на них и временами приговаривал: «К сторон-кесь!» От двустворчатой двери в толпе проходила узкая свободная улочка. Любаша, запыхавшись, подбежала к вахтеру – на нее посмотрели неодобрительно. Там, за дверью, собрался весь цвет института, а здесь, перед дверью, волновались все свободные сотрудники и даже некоторые занятые сотрудники. Например, сотрудник Егоров. Немногим было известно, какой именно опыт проводит Проблемная лаборатория. Знали только, что больше часа все остальные лаборатории сидят без электроэнергии и что за дверь прошел сам Ю. А. – директор, и его заместитель по научной части, и начальник Проблемного отдела – академик, и начальник отдела теоретической физики профессор Гайдученко, и офицер пожарной охраны. В толпе перед дверью шептались, что директор прошел быстрым шагом, приподнято, и с ним были два незнакомых товарища начальственного вида. Приезжие товарищи.
– К сторон-кесь! Вы куда, девушка?
– Вызовите профессора Гайдученко, – попросила Любаша.
– Не положено, – флегматично произнес вахтер и поинтересовался уже по-свойски:
– Беда произошла иль что?
– Беда. С дочерью его случилось что-то, из дому пришли…
– А-а… И обратно не положено. Сам приказал лично – никого и ни под каким видом. Начальник караула тоже, Евграф Семенович… А вы кто будете? – вдруг заинтересовался вахтер. – Не Пашки Теплякова дочка, инженерша? Любовь Павловна?
– Любовь Павловна! – с надеждой согласилась девушка. – А вы кто?
– Вы меня не помните по малолетству… Пашки дочка – ну-у… К сторон-кесь!
Вахтер надавил белую кнопку у двери – сейчас же приоткрылась щелочка и показалось сизое лицо начальника пожарной охраны. Несколько слов на ухо – дверь закрылась. Сотрудник Егоров произнес с негодованием:
– Подумаешь, профессора Гайдученко! Может, я самого Ю. А. дожидаюсь!
Дверь открылась снова – на этот раз показался молодой физик-теоретик Черненко, ученик и правая рука Якова Ивановича.