Субмарины уходят в вечность
Шрифт:
— И они запомнят его, господин гросс-адмирал! — на ходу ответил Вильтен.
«А ведь и этого парня погубим, причем в самом конце войны! — подумалось гросс-адмиралу. Однако он тотчас же одернул себя: «Ты еще всплакни, провожая его в поход!»
Премьер несуществующего правительства и главнокомандующий теперь уже несуществующего военно-морского флота, Дениц понимал, что, возможно, бой в районе Восточно-Фризских островов действительно станет последним морским боем у берегов рейха, и тоже несуществующего. Но именно поэтому бой должен быть воистину героическим, достойным традиций славного германского флота!
Так уж получалось,
И Дениц не сомневался, что именно так оно и произойдет. Иное дело, что для этого следует заставить оставшиеся в его распоряжении вооруженные силы до конца, вплоть до мирных переговоров, противостоять врагу. До последнего патрона и не оплакивая потерь! В этом заключалась сущность выработанной им стратегии.
Особую надежду в этой, уже не столько военной, сколько психологической, операции он возлагал на наличие мощных — общей численностью до миллиона солдат — армейских группировок фельдмаршала Шернера и генерал-полковника Рендулица в Чехии, которые, как ему доложили, обладали запасами боеприпасов и продовольствия на семь недель.
«Семь недель боеспособности этих двух групп армий плюс надежное положение германских войск в Скандинавских странах, и непобедимая, теперь уже почти легендарная 319-я пехотная дивизия на Нормандских островах [122] — и есть твой стратегический резерв, — сказал себе Дениц. — Сейчас главное всячески напоминать о нем врагам. Пусть понервничают». — Командир стаи призраков! — Я, господин гросс-адмирал.
— Что вы можете сказать о готовности своей стаи к выполнению возложенной на нее исторической миссии, командор?
122
У 319-й пехотной дивизии вермахта — особая судьба. Во время высадки в Нормандии англо-американцы не стали штурмовать Нормандские острова, которые были хорошо укреплены гарнизонами этой дивизии. Так эта дивизия и оставалась на островах до мая 1945 года, после чего благополучно капитулировала.
— Простите, корветтен-капитан.
— Я еще не разучился «считывать» чины своих офицеров, Штанге. Просто вам очень повезло: в океан вы уходите в чине капитана цур зее, а точнее, в чине командора [123] , который будет сохраняться за вами и после окончания боевых действий.
— Есть принять чин командора! — на полные легкие выкрикнул Штанге, явно стараясь, чтобы о его повышении узнало как можно больше находящихся здесь моряков. — Кстати, это было моей детской мечтой: когда-нибудь выйти в море командором. Не контр- или вице-адмиралом, а именно командором. Даже не могу объяснить, почему я так решил.
123
Командорами
— Я не чародей, раздающий плоды детских мечтаний. Не может стаей «Фюрер-конвоя», обеспечивающей отъезд самого фюрера, командовать офицер столь низкого — корветтен-капитан — чина. Несолидно как-то. В то же время у вас уже есть опыт похода в Латинскую Америку.
Взбодрившийся командор даже постарался не заметить, как Дениц, словно бы извиняясь перед, стоявшими рядом с ним комендантом базы Кирхнером и бригаденфюрером СС, начальником арктической школы Ширнером, уточнил:
— Это распоряжение Скорцени. Кстати, пора бы ему уже и появиться, — нервно взглянул он на часы. — Вместе с фюрером.
— Но это действительно фюрер? — приглушив голос и оглядываясь на отошедшую чуть в сторонку свиту гросс-адмирала, поинтересовался Штанге.
— Если вы еще раз зададите мне этот вопрос или хотя бы зададитесь им сами, в океан вы, конечно, выйдете, но только рядовым матросом.
— Есть не задаваться подобным вопросом, господин гросс-мирал!
— Мало того, если кто-либо из экипажа хоть на минутку усомнится в том, что на борту действительно находится фюрер, при очередном всплытии можете пристрелить его с именем Скорцени на устах.
«А ведь эти слова тоже принадлежат Скорцени», — понял Штанге. Он слишком хорошо знал интеллигентские манеры Деница, чтобы предположить, что в эти мгновения он изрекает своими собственными устами. Не хватало только, чтобы подобные реплики он завершал взрывной фразой человека со шрамами: «И никаких псалмопений по этому поводу! Никаких псалмопении!».
— Наубе, — обратился тем временем гросс-адмирал к появившемуся у причала адъютанту. — Пусть радист сообщит командиру разведстаи, что я усиливаю его отряд двумя подлодками из своего резерва и торпедным катером, превращая его стаю в штурмовой истребительный отряд. Англичане и в самом деле должны запомнить этот последний бой гросс-адмирала Деница. Причем запомнить навечно.
— Есть сообщить… — начал было Фридрих Наубе, однако гросс-адмирал безжалостно прервал его. — Это должен быть бой на полное истребление. Всеми оставшимися силами, всей своей яростью и не оплакивая потерь. — А как только адъютант поспешил в береговую радиорубку, расположенную рядом со штабом базы, снисходительно оглянулся на новоявленного командора. — …Однако на всякий случай запомните: нам, истинным германцам, решившим сражаться до конца, до последней возможности, нужен сейчас не Гитлер, нам нужен фюрер.
— Но сможет ли?…
— Никаких «но», командор! Решение принято, и теперь уже никаких «но»!
— Как прикажете, господин гросс-адмирал.
— Собственно, если вдуматься, германскому народу вообще никогда не нужен был Адольф Гитлер. Ему всегда нужен был мудрый, решительный, справедливый и хотя бы немного удачливый фюрер! Именно такой вождь у нас теперь снова есть!
— Каждого, кто посмеет усомниться в этом, я пристрелю в открытом океане с вашим, гросс-адмирал, именем на устах.