Суд и ошибка. Осторожно: яд! (сборник)
Шрифт:
– А так можно, Рона? – спросил я с сомнением. – Ведь у тебя нет диплома.
Она бросила на меня яростный взгляд, что для нее было необычно.
– К черту диплом. Я могу сделать инъекцию морфия не хуже любого дипломированного доктора.
– То есть ты считаешь его положение серьезным?
Она кивнула.
– Точно не знаю, мой друг. Но вполне возможно, что все это очень серьезно.
4
Наверное, Рона все же преувеличила (это я тогда так подумал), женщины вообще склонны к экзальтации.
Рона изрядно повозилась с бедным больным. Напичкала его содержимым своих флакончиков, сделала обещанную инъекцию морфия, как следует промыла желудок (во время этой процедуры я предпочел покинуть спальню) и, наконец, заставив его проглотить большую порцию бренди, обложила бутылками с горячей водой. Должен сказать, что от рюмочки бренди я бы тогда и сам не отказался.
Осмотрев больного и выслушав сестру, Глен недоуменно вскинул брови. Диагноз «пищевое отравление» он счел маловероятным. Сказал, что скорее всего это обострение язвенной болезни желудка. Что касается диареи, то в это лето ее наличие зафиксировано уже у нескольких жителей нашей деревни. Нас с Френсис он заверил, что жизнь Джона вне опасности и потому оставаться нам здесь нет смысла.
– Но за ним нужен присмотр, – возразила Френсис.
– Да, – согласился Глен. – И он может позволить себе сиделку, если захочет, но разве Митци и Анджела не смогут справиться с этой задачей?
Глен, как и я, был другом Джона Уотерхауса. Что касается меня, то мы вообще выросли вместе – я, Глен и Рона. Поэтому со мной он говорил всегда вполне откровенно, не заморачиваясь врачебной этикой.
– Нет, – воскликнула Рона, – если Анджела мне позволит, я присмотрю за Джоном сама! – Затем добавила с легкой улыбкой: – Он ведь теперь мой пациент, разве не так?
Глен рассмеялся.
– Ты по-прежнему настаиваешь на своем диагнозе?
Рона пожала плечами.
– Старый идиот заслужил свои болячки в животе, – произнес Глен, обращаясь к нам с Френсис. – Я неоднократно говорил ему об этом. Только сегодня утром я прислал ему флакончик с микстурой, сказал принимать по столовой ложке каждые четыре часа, написал это на бумажке, и что он? Берет и выпивает залпом половину флакончика. Говорит, что подумал, что так боль скорее пройдет. Что после этого можно ожидать от такого человека?
– Выходит, поэтому ему стало плохо? – удивилась Френсис.
Глен отрицательно покачал головой:
– Нет, от этого не могло. Там, по счастью, не было ничего, что могло причинить вред.
– А что это была за микстура? – спросил я.
– Умеренное болеутоляющее. Висмут и чуточка морфия.
Френсис посмотрела на Рону.
– Но ты тоже вколола ему морфий. Может быть…
– Нет-нет, – поспешно оборвала ее Рона, – это не могло принести ему вреда. Не стоит и говорить. – Но она выглядела сильно обеспокоенной, я это видел.
Мы помолчали.
Френсис неожиданно сорвалась с места.
– Ладно, я побегу наверх, пожелаю Джону спокойной ночи.
– Не уважает твоя жена нас, докторов, – шутливо заметил Глен. –
Пока Френсис была наверху, мы поболтали о том о сем минут пять. Рона мрачно молчала. Глена больше интересовало, вышла ли наконец Анджела из своей прострации, чтобы спуститься и предложить нам выпить перед уходом. Шел десятый час вечера, а у него был сегодня тяжелый день. К тому же Глен не обедал.
Однако Анджела не появилась, и мы трое покинули дом без выпивки. Рона осталась присматривать за больным. Глен дошел с нами до нашего дома, но отказался от приглашения Френсис зайти и разделить поздний ужин. Он ожидал очередного вызова и имел время только быстро перекусить.
После ужина мы зашли в гостиную посидеть, обменяться впечатлениями.
– Дуглас, – сказала Френсис, – Рона чем-то обеспокоена.
– Я это заметил. Но теперь этим занимается Глен.
– Но Рона тревожится неспроста.
Я удивленно посмотрел на жену.
– Френсис, о чем ты?
– Я думаю, Рона боится, что с этой микстурой что-то не так.
– Но она сама ее приготовила.
– Нет. Сегодня она уехала в Торминстер на поезде в девять сорок, я это знаю, потому что она звала меня с собой. Так что эту микстуру готовил Глен. А я бы не позволила Глену делать для меня лекарства. Он такой невнимательный.
– Моя дорогая, на что ты намекаешь?
– На то, что Глен мог ошибиться и спутать лекарства. Так что я захватила с собой вот это. На всякий случай. – Френсис быстро вытащила предмет, который держала за спиной.
Я уставился на наполовину пустой пузырек с лекарством.
Затем рассмеялся.
– Ты боялась, что Джон выпьет вторую половину?
– Не только это, – проговорила Френсис. – Конечно, мы друзья и все такое, я понимаю, но доктора не имеют права на такие ошибки. В общем, в случае чего можно сделать анализ микстуры и убедиться, что с ней все в порядке.
5
Таким образом, мы были вовлечены в эти события с самого начала.
Однако началом болезни Джона я считаю не тот день пятого сентября, а неделей раньше, когда мы все собрались в доме Уотерхаусов на небольшую вечеринку. Именно тогда в первый раз была упомянута язва желудка. Конечно, все это было сделано в шутливой форме, поскольку после ужина беседа приняла неожиданный поворот.
Глава вторая
Беседа
1
Уотерхаусы в тот вечер принимали шестерых гостей. Кроме нас с Френсис, там были Глен и Рона Брум, а также Гарольд Чим и Дейзи Гофф, которую уже в течение многих лет каждый считал своим долгом попытаться свести с Гарольдом. Успеха, впрочем, пока никто не достиг.
Я помню, мы пришли позже, смущенные, что из-за нас задержали ужин. А ведь идти было два шага. Поистине чем ближе живешь, тем чаще опаздываешь. Надо сказать, что и Уотерхаусы тоже приходили к нам с опозданием, но это из-за Анджелы, которой было неведомо такое понятие, как пунктуальность.