Суд королевской скамьи

Юрис Леон

Нам удалось даже провести некоторые изыскания в самой Польше через наших дипломатов в Варшаве. Результаты как, нельзя более обнадеживающие. Все поляки, которые работали в посольстве в Лондоне, давно исчезли, и, так как вы являетесь подданным Великобритании, не может быть и речи о выдаче вас по обвинению в военных преступлениях любого рода. Далее я побеседовал с графом Анатолем Черны, который, кстати, оказался милейшим человеком, и он тоже считает, что с тех пор много воды утекло и вам совершенно нечего опасаться.

Я был очень рад услышать об успехах

Стефана. Граф Черны также заверил меня, что, учитывая исключительные способности Терренса Кемпбелла в специальных предметах и ваше прошение, поданное несколько лет назад, ему будет предоставлена возможность учиться в колледже Магдалины Оксфордского университета. Я думаю, что этот колледж, основанный в пятнадцатом веке, представляет собой самый прекрасный уголок Оксфорда.

Дорогой Кельно, убедительно прошу вас ответить согласием на мое желание представить все бумаги в Академию под вашим именем.

Наилучшие пожелания вашей очаровательной жене.

Всегда ваш друг

Дж. Дж. Макалистер, д-р мед.»

Адам пришел к выводу, что имеет смысл согласиться с предложением Макалистера и не забивать себе голову ерундой. Он уже много раз посещал Сингапур, Австралию и Новую Зеландию, и ни разу с ним не случалось никаких неприятностей. Он навсегда расстался с ночными кошмарами. На окончательное решение повлияла его любовь к сыну. Он страстно желал, чтобы у Стефана были основания гордиться своим отцом, и это желание перевесило все его опасения. Кроме того, он столь многим был обязан Анджеле. И таким образом, все бумаги были представлены под именем доктора Адама Кельно.

С наступлением своеобразного нового века просвещения стало модным, чтобы белые люди ломали себе головы над проблемой урожайности полей туземцев, сокрушались над трудными условиями жизни черных и желтых подданных и скорбели о массовых смертях от голода. Но угрызения совести возникли слишком поздно, и было уже трудно что-то сделать для постоянно голодающей половины человечества. Работы Адама Кельно вызвали всеобщее волнение.

С точки зрения чистой науки, он прибегал к методу, который многим показался излишне жестоким. Половина длинных домов племени улу получала от него медикаменты, выполняла программу оздоровления, пользовалась урожаем рыбных прудов и новейшими сельскохозяйственными методами обработки нолей.

Другая, же половина была предоставлена сама себе и жила по старым обычаям, что давало возможность статистического сопоставления. Высокий уровень смертности, малая продолжительность жизни, плохое физическое развитие и состояние здоровья придали драматический оттенок этому отчету.

Ученые без большой симпатии приняли метод использования живых людей в роли морских свинок— но поняли его. Особенный интерес для тех, кто работал в колониях, представляла вторая часть работы, посвященная борьбе с древними табу.

Работа была опубликована, получив широкий резонанс и всеобщее признание, и на нее ссылались врачи, ученые и агрономы, которые вели борьбу с голодом, во всем мире.

Приятнее всего было то, что упоминание имени доктора

Адама Кельно нигде не вызвало враждебной реакции.

Полтора года спустя после публикации труда, озаглавленного «Искусственные рыбные садки и их влияние на здоровье и питание примитивных народов; использование нетоварных видов рыб как источника белков; сравнительная диета и методика массовой вакцинации», в Саравак явилась международная группа экспертов ЮНЕСКО и первым делом направилась в Форт-Бобанг, чтобы лично ознакомиться с результатами работы доктора Кельно. Через месяц появилось сообщение, что с целью изучения опыта Форт-Бобанга Объединенные Нации предоставляют средства и направляют туда персонал.

Адам теперь часто бывал в Сингапуре, который стал для него местом радостных встреч со Стефаном. Удобные случаи выдавались один за другим. Стефан был принят в Гарвард и скоро должен был отправиться в Америк изучать архитектуру.

— У меня есть для тебя новости, сынок, — сказал Адам, не скрывая возбуждения. — Мы с мамой все обговорили. Пятнадцать лет в джунглях — более чем достаточно. Мы решили вернуться в Англию.

— Папа, у меня просто нет слов! Чудесно, просто чудесно! В Англии с вами будет Терренс. А я буду в Америке.

— И врач, и архитектор — и все из Форт-Бобанга. Неплохо, — сказал Адам, но в его голосе сквозила легкая печаль. — Люди из ООН крепко, занялись Бобангом. Моя работа, так сказать, завершена. В Сараваке теперь работает вдвое больше медиков, и это еще не предел. Я был польщен, услышав, что сэр Абдель Хаджи Мохаммед, премьер-министр Малайзии, хотел бы, чтобы я остался, когда Саравак станет частью этого государства.

— Они не дураки.

Стефан знал, что отец мечтает жить с ним вместе, и не хотел огорчать его, но в глубине души он считал, что должен сам прокладывать себе дорогу — совсем в другом направлении.

Из Сингапура в Кучинг супруги Кельно прибыли в наилучшем расположении духа. Многое в столице напоминало времена, описанные Сомерсетом Моэмом.

Леди Грейсон, жена губернатора, прислала им приглашение на прием в летней резиденции в честь дня рождения королевы.

Когда они прибыли, лорд Грейсон лично встретил их и проводил в залитый ярким светом фонарей сад, заполненный высшими государственными чиновниками в белых смокингах и малайцами и китайцами, которым скоро предстояло принять на себя управление государством, Когда они появились на лужайке, среди собравшихся прошел шепоток и все уставились на Адама.

Губернатор дал сигнал, и фанфары оркестра прозвучали торжественным приветствием.

— Что происходит, лорд Грейсон? — спросил Адам.

Тот улыбнулся.

— Леди и джентльмены, наполните бокалы. Прошлым вечером я получил сообщение о списке награжденных в честь дня рождения королевы. Среди тех, кого Британская Империя удостоила высокой чести,— имя доктора Адама Кельно. Он пожалован рыцарским званием.

— О Адам, Адам!

— Леди и джентльмены! Я предлагаю тост. За сэра Адама Кельно!