Суд присяжных
Шрифт:
Все вытаращили глаза. Судья заволновался:
— Вы хвастаетесь кражей, о которой даже не было речи!
— Да, потому что меня ни о чем не спрашивали, ни о чем, кроме того, что я делал в детстве, и обо всяких ерундовых встречах да переездах.
Адвокат неодобрительно покачал головой. Луи порылся в карманах и вытащил крошечную медаль с изображением святого Христофора.
— Глядите, вот медаль из сумочки, которую я потом выбросил в море, а денег в ней было всего-навсего триста франков. Если напечатаете объявление в газетах, как
Зал оживился в ожидании новых стычек между Луи и судьей, явно начинавшим терять почву под ногами.
— Суд не может допустить, чтобы так непристойно и по пустякам отвлекали его внимание, — снова изрек, приходя судье на помощь, прокурор с шелковистыми усами. — У обвиняемого было время сообщить на следствии…
— Мне не давали говорить.
— Тише, С этим пунктом покончено. Допрос продолжается.
Но судья все еще не пришел в себя. Рассеянно полистав свои записи, он предпочел объявить перерыв на десять минут, что позволило публике освежиться в соседних барах.
Кое-кто, выходя из зала, нарочно сделал крюк, чтобы оказаться поближе к Луи, а хозяин заведения в Йере, проходя мимо, даже подмигнул ему.
После вечернего заседания один из наиболее известных судебных хроникеров объявил, собирая свои разбросанные листки:
— Схватит двадцатку.
Люди расходились шумно, поспешно. Малыш Луи снова сел в тюремную машину и вернулся к себе в камеру, где подозрительный счетовод явно завидовал его популярности.
На другой день в суде оказалось вдвое больше народу.
Сидя между двумя полицейскими в выкрашенной в серый цвет комнатушке. Малыш Луи посматривал переданные ему адвокатом газеты.
«…Обвиняемый с возмутительным цинизмом отвечает на вопросы судьи…»
— Я же предупреждал. Общественное мнение против вас, — сказал адвокат.
— Луизу все еще не нашли? — спросил Луи.
— Во многие места разосланы телеграммы. Ее теперешний адрес не известен.
Как будто полиции не известен адрес зарегистрированной проститутки! Будто было так трудно обеспечить ее приезд в Ниццу еще до суда! Почему откровенно не признать, что они просто не хотят, чтобы Луиза была вызвана в суд, потому что она может оказаться вынужденной дать показания об иных фактах, которые предпочитают замалчивать? Видно, лучше выслушать массу бестолковых свидетелей, которые подробно рассказывает, как однажды, десять лет назад, мать Луи пожаловалась, что сын угрожает ей…
Луи не догадался, он только прямо смотрел в глаза судье.
— Повторяйте: «Я клянусь…» Поднимите правую руку.
— Клянусь…
Нашлась даже бакалейщика, которой привиделось, что Луи крался по Ле-Фарле с огромным свертком.
— Повторяйте: «Я клянусь…»
Она поклялась. Лишь под конец сбилась в датах, и, когда адвокат задал ей точные вопросы, выяснилось, что встреча, на которую она ссылалась, произошла накануне местного праздника, то есть за добрый месяц до смерти
Таксист тоже перепутал числа. Он утверждал, что посадил Луи у виллы Карно, а также погрузил тяжелый чемодан необычной формы. Шофер был русский и говорил с сильным акцентом. Луи внимательно разглядывал его и был уверен, что никогда с ним не встречался.
— Что заставляет вас год спустя утверждать, что факт, о котором вы сообщаете, имел место двадцать первого августа?
— Была суббота, а в воскресенье я поехал в Монте-Карло, где у меня случилась авария. Я нашел накладную из гаража.
— Вы уверены, что это случилось в субботу?
— Уверен.
Но 21 августа был понедельник.
Процесс затягивался. Старые девы, которые продали Малышу Луи перчатки, злились на фотографов и хотели запретить им их фотографировать. Публика потешалась.
Журналисты от скуки что-то рисовали в блокнотах. Только у подсудимого не было ни минуты передышки, он часто наклонялся к адвокатам и шептал, какой вопрос задавать свидетелю.
Когда пришел черед инспектора Плюга, Луи весь подался вперед.
— Вы клянетесь говорить правду, только правду, ничего, кроме правды?
— Клянусь.
И Плюгавик бросил единственный взгляд на Малыша Луи.
— Что вам известно по делу Ропике?
— Я не должен был специально заниматься этим делом. Просто вышло так, что в пятницу, восемнадцатого августа, после службы, я находился в ресторане «Регентство» и заметил там подсудимого в обществе нескольких человек.
— Сколько их было? — спросил адвокат.
Судья тотчас же призвал его к порядку:
— Прошу вас, мэтр, обращаться к свидетелю не прямо, а через меня, как того требует закон. Итак, я спрашиваю свидетеля: сколько человек сопровождало подсудимого?
У Луи на лбу вздулись вены. Он положил локти на барьер, подбородок на руки и стал похож на готовое к прыжку животное.
— Трое.
Малыш Луи что-то тихо сказал адвокату. Тот поднялся:
— Господин судья, я хотел бы, чтобы вы спросили свидетеля, откуда он знает Луи Берта.
— Свидетель может ответить.
— Мне приходилось заниматься им во время предыдущего расследования.
— Свидетель может сказать, о каком расследовании идет речь?
— Думаю, что… Полагаю, мне придется сослаться на профессиональную тайну, так как следствие еще не закончено.
— Если только это расследование не имеет отношения к делу Ропике.
Луи вытянул шею и впился в Плюга глазами так, словно хотел вынудить его сказать правду.
— Не думаю. Нет, не думаю.
— Значит, вы не совсем уверены? — спросил адвокат.
— Свидетель по своей должности может ссылаться на профессиональную тайну, — вмешался судья.
Луи стремительно сорвался с места.
— Прошу подсудимого сесть.
— Но…
— Прошу сесть!
Те, кто находился вблизи Луи, вдруг увидели на его глазах слезы. Первые и последние слезы бессильной ярости.