Суд Рейнмена
Шрифт:
– Итак, разрабатываем вашу версию, — подытожила Синдия. — скорее всего, мотивы у преступника именно такие, как вы считали. Скорее всего, он действовал не бессознательно, когда защищал пожилую женщину от дворовых «хозяев». Это его протест против беспредела, и он старается, чтобы всем было яс-но, за что он убивает.
– Да, все восемь жертв непосредственно перед гибелью орали и буянили, — подтвердила Иветта. — а он их обрывал, так сказать, на полуслове.
– Чего он добивается? — протянул Антон. — Хочет перевоспитать всех в городе? Или просто
– А вот это уже сложнее понять, — вздохнула Синдия. — в душу к нему не влезешь. Но все его дей-ствия не выглядят спонтанными, такое впечатление, что он руководствуется холодным расчётом. Но всё равно трудно судить, срывает ли он злобу или действует по заранее продуманной схеме...
– А может, он просто долго носил в себе свою злость, она копилась, а потом приняла направленную форму и выглядит со стороны как расчётливое действие по системе, — предположила Иветта.
– Вам хорошо, вы можете хоть весь день о его душевном состоянии разговаривать, — вздохнул Ан-тон, — а если и я к вам присоединюсь, то наш парень ещё полгорода вырежет, пока мы разговаривать бу-дем. Надо искать зацепку, за которую мы сможем вытащить его…
– Что-то не пылаю я желанием ловить его и наказывать за Федотову, Уральского или Шкварина, — вздохнула Иветта. — Все они какие-то такие мерзкие, что и не жалко их. Субботников — вообще нарко-ман, Федотова — конченая бандитка, и, между прочим, в четырнадцать лет уже имела букет болезней, передающихся только половым путём, и явно её не насиловали, она сама кого угодно могла застебать. Сегодня она мальчика на костылях изводила и избивала его бабушку, а завтра бы вообще кого-то убила за кошелёк, чтобы насшибать на бутылку и «колёса».
– Хотите сказать, что преступник спас людей, которых Федотова могла искалечить или убить за ко-шелёк? — спросила Синдия. — в принципе, мне и крыть нечем. Действительно, часто бывают случаи, когда вот такие Федотовы убивают случайных прохожих буквально за несколько рублей или просто так, из любопытства, наигравшись в «Контр Страйк» или «Квэйк».
– Так что же вы хотите сказать? — перебил Антон. — Нам закрывать дело, надевать маски, точить ножички и самим присоединяться к преступнику? Таких Федотовых повсюду как грязи! Вряд ли ситуа-ция изменится, если маньяк кого-то из них порежет. Тут ножичком мало что изменишь, тут надо, надо, как сказать… — Капитан ГУВД развёл руками, ища нужные слова.
– Надо всё менять на государственном уровне? — продолжила его мысль Синдия. — Я правильно поняла? Но едва ли это нам под силу. Этим должны заниматься другие инстанции. И главное, чтобы лю-ди сами пожелали измениться к лучшему.
– Блин! — протянул Антон. — Как-то мне всё меньше это дело нравится. Ловим преступника, а кого он убивает? Дегенератов, алкашей, наркоманов, дворовую шпану, которая всех уже затренировала! Это что же получается, милиция стоит на страже жизней этого отребья?!
– Да уж, когда вводили статью Кодекса о наказаниях за убийства, забыли уточнить поправки, — вздохнула Иветта. — рисовали на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить. С одной стороны, мы не можем позволить убийце безнаказанно резать людей на шашлык…
– Таким
– И потом,— продолжала Иветта, — Волков ведь говорил: мы юристы, и должны, прежде всего, следовать букве закона…
– Что же это за буква такая?! — вспылил Антон и забегал по кабинету. — Эта мерзавка Федотова со своими дружками изводила больного ребёнка просто так, для забавы, только за то, что он не может ей в ответ хорошенько по морде дать, и ей буква закона за это ничего не сделала, так, пузатый участковый слегка пальчиком погрозил, ему это и на хрен не нужно! Федотова бабушку мальчика избивала, пожилую уважаемую женщину, трёх корешей с собой взяла, боялась одна со старухой связываться, хозяйка двора, и снова никто не почесался, и тоже сухой из воды вышла бы! А как ей ножом под лопатку саданули, так тут наша буква закона прочухалась: ищите им убийцу! Кого мы защищаем? Нормальных людей, таких, как Подольская, мы, наши родители, или всякое отродье, всяких Федотовых, Уральских, Шквариных?! Им и так хорошо живётся, милиция их редко трогает, обыватели не хотят мараться, они творят что хотят, им и замечание не всегда решаются сделать, а если их ещё и милиция защищать начнёт, что же это будет? Парня, может, до края довели, а мы его поймаем и за решётку, мол, гуляйте дальше, Федотовы, жрите водку, нюхайте клей, режьте сумки, деритесь в подъездах, никто вас больше не тронет! Вот блин, работа! Вроде всё и ясно, пока поглубже не копнёшь!
– Ну, Тошка, начал ты за здравие, а окончил за упокой! — заметила Иветта. — то говорил, что нель-зя позволять убийце ножичком махать, а то сам хоть сейчас в маску да к нему в команду!
– В том-то и дело, Ветка, — буркнул Антон, — что сейчас я и не знаю, на что я готов. Ситуация по-лучилась такая, что… не знаю!
В дверь постучали.
– Если это опять Капитолина со своим занудством, то я… — пробурчала Иветта. — Да, войдите!
– Арина мне сказала, что сюда пожаловал сам капитан Платов из ГУВД, — сказал, входя в кабинет, Михаил Олегович Волков. — И, судя по всему, повод серьёзный. «Человек дождя», я угадал?
– Да, — кивнула Иветта, — снова здорово!
– Позвольте? — прокурор взял со стола папку и стал листать, отойдя к окну.
Сегодня он был в чёрных брюках от костюма «Версаче», и о стрелки на них можно было порезаться. Белоснежная рубашка в тонкую чёрную полоску; туго повязанный чёрный шёлковый галстук с красными прожилками. Чёрные волосы как всегда гладко причёсаны и смазаны парикмахерским воском. Малопод-вижное лицо выглядит особенно гладким и холёным.
Волков развернул папку, боком сел на край подоконника — высокий, худощавый, гибкий, жили-стый, с упругими мускулами, проступившими под тонкой рубашкой, — и стал перелистывать дело, дру-гой рукой задумчиво потирая лоб.
– Вовремя вы пришли, Михаил Олегович! — попыталась пошутить Иветта. — вы удержали трёх ра-ботников правоохранительных органов от перехода на преступную стезю. Дело в том, что мы не испыты-ваем ни малейшей жалости к жертве и не пылаем ненавистью к убийце. Ужасно, правда?