Суд Рейнмена
Шрифт:
– А твой домик тебя уже не устраивает? — Синдия приподняла голову и зевнула. — Ладно, раз пришёл, оставайся, но если вздумаешь в пять утра просить завтрак, я тебя больше сюда не пущу.
Кот потянулся, с хрустом вытягивая все четыре лапы, отчаянно зевнул и завозился, сворачиваясь в клубок, как будто хотел сказать, что тоже очень устал и не собирается вскакивать на рассвете.
– После следственного эксперимента, письма фигуранта по делу и телефонных звонков по поводу кадрового состава строительного предприятия в Южной бухте я совершенно вымотана, — Синдия села
Погасив свет, Синдия неожиданно подумала: «А видят ли кошки сны? Джеймс часто во сне вздрагивает, перебирает лапами, ворчит, возится так, что часто с дивана падает. Что-то ему, видно, снится…»
Она боялась, что сегодняшний бурный день — спектакль в троллейбусе, эффектный финал у ПТУ, яростный выпад Павла в Южной бухте, не менее яростное письмо Рейнмена и разбирательства со стройкой в Южной бухте не дадут ей уснуть, она будет полночи стирать боками простыню, вставать выпить воды или закурить, но уже через пять минут веки отяжелели и закрылись, и пришёл сон.
Синдия проснулась как от толчка. Откуда-то взялось ощущение, что в квартире она не одна. Из гостиной в коридор пробивалась узкая полоска света; её там ждали.
Надев длинный шёлковый халат и сунув в его глубокий карман пистолет, рукоятка которого приятно холодила руку, Синдия вошла в гостиную.
Худощавый русоволосый мужчина лет 35 с мягким округлым лицом, одетый в несколько серый старомодный костюм-тройку с белой крахмальной рубашкой, приподнялся с кресла, прищурив серые глаза за круглыми стёклами очков:
– Я тебя напугал? Извини. Я не хотел.
– Джеймс?! — этого человека она помнила по фотографии, которую хранила почти 70 лет бабушка Полина. — Джеймс Корвин?!
Мужчина несколько церемонно поклонился ей:
– Да. Я очень хотел с тобой познакомиться.
– Бабушка много о тебе рассказывала. Она никого больше так не любила.
– Знаю… И я тоже любил её. Но пожениться мы не смогли. Тридцать седьмой год, разгар ежовщины. Я — гражданин США, она — дочь бывшего царского офицера. Мне НКВД ничего не смогло бы сделать, а Полю погубили бы. Но наша любовь оказалась сильнее всяких запретов, она дала нам сына, который оказался смелее, чем я и не носил личину даже в самые сложные времена, — Корвин снял очки и близоруко сощурил глаза, рассматривая Синдию. — а ты вообще настоящая героиня.
– Почему? Я просто живу как могу…
– Ты достойно отомстила за Аркадия. И твоя работа — настоящий подвиг.
– Откуда ты знаешь, что случилось?
Джеймс повертел в руках золотой портсигар, надел очки и вздохнул:
– Прости, что напомнил… Мне самому тяжело было это знать. Ларри настоящее чудовище, если так поступил с единокровным братом и племянницей. Как не похожи мои сыновья: Аркадий — сильный, инициативный человек, я был рад с ним познакомиться и горжусь таким сыном. Младший сын, Рэнди, ничем кроме Атлантик-сити, Лас-Вегаса и Рино не интересуется, а Ларри — преступник. Я не рискнул делать его главным наследником своего состояния, зная, что едва ли
– Я ведь на четверть американка, — ответила Синдия, даже не удивившись словам Корвина о встрече с её отцом.
– По крови да, а по характеру — на все сто процентов. Сейчас много грязи льют на Америку и американцев, но мы знаем: настоящий американец — сильный, волевой, инициативный, интеллектуально развитый человек. Он умеет ставить цели, добиваться их, преодолевать препятствия и не терять оптимизма и уверенности в себе. Таким был твой отец, такова и ты. Я горжусь тобой.
– Но, тем не менее, я уже два месяца веду расследование, но не продвинулась ни на шаг. Что-то тут у меня не очень-то получается добиваться своих целей…
– А между тем, ты близка к разгадке, сама того не зная, — азартно блеснул стёклами очков Джеймс. — Ты хорошо знаешь Рейнмена и была к нему ближе, чем Иветта или Антон.
Синдия подумала, что, наверное, снова видит сон, как тогда, когда ей снился Батуми. Уж больно странно: в её квартире сидит молодой Джеймс Корвин, который семь месяцев назад умер в возрасте 96 лет в своём доме в Бостоне, и разговаривает с ней о Рейнмене, а она ведёт себя так, словно ничего необычного не происходит.
Тем временем Джеймс встал, откланялся и направился к выходу.
– Подожди! — бросилась за ним Синдия. — что ты имел в виду?
– Ты сама всё узнаешь, — ответил Корвин, спускаясь к выходу, а Синдия вздрогнула, услышав за спиной крадущиеся шаги. Она вздрогнула, обернулась, выхватывая пистолет и выронила его, увидев высокую чёрную фигуру. Лицо человека, идущего к ней, было закрыто чёрной маской. Фигура его напоминала фигуру киноактёра Ральфа Миллера в фильме «Лучшие из лучших-2».
– Рейнмен? — спросила Синдия, чувствуя, что страх сменяется азартом. — Михаил Олегович?
Рейнмен молча покачал головой.
– Ты же Михаил! — настаивала Синдия. — Верно?
– Ты ошибаешься.
Она знала этот голос. Но не могла вспомнить, чей он…
– Ты ничего не знаешь! — воскликнул человек в маске. — Если бы ты только узнала…
– Я всё знаю! И понимаю тебя. Но ты выбрал не тот путь, Михаил!
– Я НЕ МИХАИЛ!!!
– Это легко проверить! — Синдия подбежала к убийце, схватила за край маски, дёрнула…
Раздался истошный мяв. Исчезла лестничная площадка. Исчезла фигура человека в маске. А Синдия обнаружила себя сидящей на своей постели, а вместо маски Рейнмена её пальцы схватили ухо Джеймса, а бедный кот вопит благим матом от боли.
– Джеймс, бедненький, извини! — Синдия осторожно, как бы извиняясь, погладила кота по голове; кот потёрся о ладонь хозяйки, давая понять, что не сердится. — Сон такой приснился…