Суд
Шрифт:
Подобный момент в жизни двух отражали или пытались отразить писатели всех времен. Я же пока ограничусь протокольными словами «их глаза встретились» и расскажу немного о них обоих, так как появились они на страницах романа отнюдь не случайно и не на один этот миг.
Наталье Семеновне скоро тридцать, но она не замужем, хотя ее яркая внешность всегда привлекала внимание и романы у нее бывали. Первый, когда она еще училась в средней школе, — с преподавателем физкультуры. Ей очень нравился этот парень, особенно когда он бывал в синем тренировочном костюме с надписью на груди «СССР».
Маркэнг — так красиво его звали — это заметил, а когда узнал, что эта красивая рыжеволосая десятиклассница — единственная дочь знаменитого строителя Невельского, сам потерял голову. Он не имел своей жилплощади, а там у Невельских, на улице Горького, роскошная квартира.
Однажды Наташа поведала маме о своих встречах с учителем физкультуры и сообщила, что он клянется ей в вечной любви.
— Вы целуетесь? — шепотом спросила мама.
Наташа рассмеялась:
— Мамуля, не смеши меня своей старомодностью. Да будет тебе известно, что Лидка из нашего класса в прошлом месяце делала аборт и теперь перед всеми нами дерет нос.
— Так! — тихо сказала мама, и лицо ее сильно побледнело. — Сейчас я посылаю «молнию» и вызываю в Москву отца. Ему это так кстати. На стройке как раз начинается перекрытие реки. Боже, какую дуру мы вырастили. Учитель физкультуры! Ты с ним…
Наташа расхохоталась и убежала в свою комнату.
Когда, спустя несколько минут, она вышла, мамы нигде не было, но во всех комнатах в самом воздухе висела ощутимая кожей тревога.
Позже выяснилось, что «молнию» отцу мама не послала, но приняла и без того достаточно решительные меры. В течение дня она побывала в школе, в районо и у заместителя министра, где служил муж.
Уже на другой день учитель физкультуры в школе не появился. Уроки физкультуры были отменены, и Наташины подружки, заглядывая ей в глаза, спрашивали со злодейским безразличием:
— Натка, ты не знаешь, что с нашим Маркэнгом?
Наташа догадывалась, но делиться своей догадкой не собиралась.
И вообще мама, скорей всего, права. В самом деле, как бы они с ним жили на его сто десять? И где бы они жили? Мама сказала, что не пустила бы его на порог квартиры. Надо знать маму.
Из первого своего романа Наташа извлекла очень важный урок: нельзя, в самом деле, затевать строительство семьи, если не на чем, не из чего и не на что воздвигать эту стройку. Мама искусно укрепляла это ее убеждение, все время рассказывала, как трудно живут знакомые им пары, и все оттого, что создали семьи, не подумав, на что они будут жить.
Потом был институт. Держала в театральный — не прошла. Особенно не горевала, успела подать документы в планово-экономический, недотянула одного
В студенчестве за ней ухаживали многие. Мама говорила: «Возле нашей Натки прямо пчелиный рой, но она как скала. Прежде всего учеба». Это были студенты, а под конец и преподаватель института. Прямо смешно — опять преподаватель, да еще женатый и двое детей. Она отшила его уже без маминой помощи..
После института ее взяли по распределению в Министерство автомобильной промышленности. Очевидно, и тут не обошлось без отцовского нажима. И вот уже пять лет она инженер-экономист. И все эти пять лет она подыскивала мужа. В ее душе уже поселилось беспокойство — все-таки замуж-то надо выходить. Отец подшучивал: «Что-то ты, милая моя, в девках засиделась». Мать бросалась наперерез: «Не болтай глупости! Такие не засиживаются, но и не выскакивают за кого попало!»
Года три назад на нее обратил внимание весьма солидный мужчина. Каждый день перед работой он играл в теннис на корте на Петровке, приезжал туда на собственной «Волге». Наташа тоже играла там в утренние часы. Там они и познакомились. Однажды оказались вместе в паре и выиграли. В этот день они выяснили «кто — кто», и он подвез ее в министерство.
О себе он сообщил Наташе скупо и туманно — директор мебельного производства… но не просто одной фабрики, а, что ли, целого куста фабрик. Константин Борисович Алмазов.
Утренние встречи на теннисе продолжались. Там, на корте, о них уже говорили: «Эта пара — рыжая с седым — играет слаженно». Потом они стали встречаться и не на корте — гуляли, ходили в театр, кино. Постепенно Наташа полностью выяснила житейскую анкету своего поклонника: кроме собственной еще и персональная «Волга», оклад также персональный, квартира на Котельнической набережной в высотном доме, дача где-то на Минском шоссе. Но имеются еще шестнадцатилетний сын и жена, естественно.
Было воскресенье, они обедали наверху в ресторане «Националь», и он сказал, глядя на нее ласковыми серыми глазами:
— А почему бы нам не сходить в загс?
Наташа натянуто рассмеялась:
— Вопрос прикажете расценивать как предложение?
— Естественно. — Он взял ее за руку. — Я все продумал.
— А семья?
— Не проблема.
— Как же это не проблема?
— Очень просто. Жена у меня вполне самостоятельный человек — художник по костюмам, хорошо зарабатывает, сын поступил в институт. Я получу для них квартиру. Сыну буду помогать, он у меня парень умный, современный, а увидев тебя, он все поймет и простит. Дай бог каждому такую мачеху…
Она спросила деловито:
— А как посмотрят на твоей службе? Ты же, кажется, член парткома?
— Развод и женитьба по любви не преследуются, — усмехнулся он, но, пожалуй, в его усмешке было сомнение.
Они обсудили все, что нужно делать. Получалось все так, как мечтала Наташина мать, но почему-то сама Наташа волнения особенного не испытывала.
Глядя в окно, как какие-то иностранцы грузили в машину пестрые от наклеек чемоданы, она вдруг спросила:
— Мог бы ты… бросить все… и сейчас уехать со мной на машине… ну, в Крым, например?