Судьба и книги Артема Веселого

Веселая Гайра Артемовна

Как-то недавно я разговорился о Веселом с К. Г. Паустовским.

— А знаете вы, — сказал мне вдруг с оживлением Паустовский, — что Артем почти всегда носил с собою Библию? Он знал ее чуть ли не наизусть. — Увидев мое изумление, Константин Георгиевич добавил: — Это для языка, конечно. Он изучал язык Библии.

А я подумал: как был неистов Артем, как широк — от частушек Октябрьской революции до летописей времен Ивана Грозного и до библейских пророков! И как неутомим в своих поисках сильного, огневого, поражающего слова.

В 1932–1933 годах

я не знал еще многих деталей жизни и работы Артема Веселого. Он был неразговорчив и меньше всего любил говорить о себе. Этим, а также манерой держаться в литературной среде он настолько отличался от многих молодых того времени, что Вяч. Полонский счел нужным тогда же отметить: «Сам он человек дикий, малообщительный, не навязывал себя читателю, оставался в стороне от поветрия саморекламы, которая, как дурная болезнь, заразила некоторых молодых».

Все это верно; только слово «дикий» следовало бы заменить на простое и более точное в данном случае — «скромный» ⁹ .

Из воспоминаний Александра Перегудова

Александр Владимирович Перегудов (1894–1989) — прозаик, очеркист. В 1923 г. в издательстве «Круг» вышла его первая книга «Лесные рассказы». С Артемом Веселым встречался в издательстве МТП («Московское товарищество писателей»), где Артем входил в состав правления. МТП издало книги А. Перегудова: «Темная грива» (1928), «Человечья весна» (1931), «Солнечный клад» (1932, 1934), «Фарфоровый город» (1933).

Я и Артем Веселый уважали, любили друг друга, были на «ты».

В 1931 году Артем некоторое время был председателем правления кооперативного издательства «Московское товарищество писателей» (МТП), а я года три был в этом издательстве членом правления.

Весной 1934 году дней десять мы жили в доме отдыха работников искусств «Абрамцево» (сейчас там музей).

Дни, проведенные в этом доме еще более сблизили нас с Артемом. Смутно помню, что Артем переделывал в сценарий свою повесть «Гуляй Волга». Помню хорошо, что я говорил ему, как мне понравилось его произведение, мало сказать, понравилось: я был очарован этой вещью. Артему я сказал, что воспринял ее как песню.

Он ответил: «Этого мне и хотелось».

Кстати, могу сказать, что в этом произведении одна глава привела меня в восторг. Эта глава состояла всего из одного слова: «ПЛЫЛИ». До этого было ярко, образно, очень сильно рассказано, как плыли по Волге струги Ермака. Затем писателю нужно было показать, что ватага плыла долго, он не стал писать избитое: прошло столько-то времениили через столько-то времении т. д. Глава из одного слова «ПЛЫЛИ» говорила и о том, что идет время, и о том, что плыли они так же, как это было показано в предыдущих главах. Одно слово заменило страницы, которые написал бы другой писатель, одно слово сказало очень

много.

…Алексей Силыч Новиков-Прибой считал Артема Веселого очень талантливым писателем, говорил, что Артем так любит исконный русский язык, что «не расстается» со словарем Даля, будто бы даже во время своих поездок берет один из томов словаря и читает, делает выписки. Говорил о широкой натуре Артема.

В 1935 году вышла в великолепном издании с прекрасными рисунками Дарана, с красочным портретом Артема «Россия, кровью умытая». Артем тут же подарил мне эту книгу с надписью: «Перегудычу — Артемыч. Август 35 года» ¹⁰ .

Из воспоминаний Григория Григорьева

Григорий Прокофьевич Григорьев. Автор книги «В старом Киеве» и ряда рассказов. Был репрессирован. После реабилитации преподавал русскую литературу в средней школе.

В 1932 году мне попался недавно вышедший том «России, кровью умытой».

Читаю: «Войны не было, а доброго не виделось. Ровно медведи, валялись по землянкам, укатывали боками глиняные нары, положенные часы выстаивали в караулах, ходили в дозоры, на всякой расхожей работе хрип гнули и неуемной тоской заливались по дому своему».

Я был сразу захвачен. Да ведь в нескольких строчках дана замечательная характеристика фронтовых будней революционной поры. Другой писатель двинул бы пухлую главу на таком богатейшем материале.

Читал я книгу с наслаждением, покоряло богатство образов, красочность фраз, множество новых для меня словесных оборотов, понятий. Стало несомненным: в нашу литературу пришел большой талантливый писатель.

«Россия, кровью умытая» отняла у меня массу времени: я усердно выписывал лучшие, по-моему, особенно удачные места.

Выписки заняли большую тетрадь. Когда вышло новое издание, убедился, что внесены дополнения, есть немало изменений текста. Опять углубился в книгу. О своих впечатлениях решил написать автору в адрес издательства. Очень скоро получил краткий ответ: «Спасибо за доброе слово. Пишите о себе». И я написал, обрадовался, что могу поговорить с известным писателем, самобытным, резко отличавшимся от других. Поведал о том, что учусь в Киевском киноинституте на режиссерском факультете, надеюсь побывать в Москве.

Ответ пришел, как и прежде, лаконичный: «Будете в Москве, обязательно побывайте у меня».

И вот в феврале 1934 года я очутился в Москве…

Отправилися к Артему на улицу Горького. Комната писателя — его рабочий кабинет: книги разбросаны на одном столе, на другом, громоздятся грудами на шкафу, на полках, в большом количестве просто на полу.

Он говорил о своих впечатлениях от недавней поездки по Волге. С каким удовольствием он слушал и записывал новые частушки, какая жизнь кипит на Волге.