Судьба княгини
Шрифт:
– Прекрасно… – подойдя к зеркалу, оценила себя московская правительница и стремительно развернулась: – Пойдем!
Ведя за собою храброго мальчика, княгиня прошла темными коридорами, у дверей на женскую половину позволила пристроиться сзади трем холопам, закутанным в добротные суконные плащи.
Двигаясь дальше и дальше, Софья Витовтовна улыбнулась. Даже не оглядываясь, она ощутила, как рынды остались на своем месте. Ибо зачем лишние телохранители той, у кого уже есть назначенная великим князем охрана?
Московская правительница вышла на боковое крыльцо, освещенное сразу четырьмя громко потрескивающими факелами,
– Однако подмораживает! Зима…
Княгиня медленно спустилась по ступеням, прошла по выстилающим подступы к дворцу дубовым плашкам к Успенскому собору, обогнула его кругом, постояла на краю холма, возвышаясь над крепостной стеной, и даже над ее башнями, повернула в темноту к следующему светлому пятну – к Фроловской башне. Неспешно прогулялась почти до самых створок, запертых изнутри. Оглянулась на новика:
– Приятно подышать ночным воздухом, новик, правда? Сон после этого куда как крепче бывает.
– Да, Софья Витовтовна, – вежливо согласился княжич.
– Тебе не понять, мой мальчик, – усмехнулась женщина. – В твоем возрасте бессонницы не бывает.
– Да, Софья Витовтовна, – после короткого колебания ответил ее новый охранник.
– Молодец, мой мальчик, – одобрила правительница. – Из тебя получается отличный собеседник!
– Да, Софья Витовтовна, – послушно согласился новик.
Княгиня звонко засмеялась, пошла дальше. Возле башни развернулась, подняла глаза на недостроенный храм и вдруг сказала:
– Знаю, мой мальчик, что мне надобно, дабы крепко уснуть. Надобно успокоить душу молитвой. Подожди с холопами здесь. Мне хватит пары часов.
Княжич Боровский несколько удивился столь долгому сроку – ему обычно хватало нескольких минут, даже вместе с исповедью. Но возразить супруге великого князя он не посмел и вместе со своими воинам занял пост возле церковных дверей: повернувшись к ним спиной, широко расставив ноги, развернув плечи и опустив обе ладони на рукоять сабли.
Юрий Дмитриевич медленно, по маленькому глоточку, осушил свой кубок, закусил двумя кусочками заливного судака. Потянулся, встал. Окинул взглядом зал, в котором за длинными столами бояре где-то обнимались, где-то хмуро пили в одиночку, где-то смеялись, где-то пытались усадить себе на колени веселых вертлявых служанок.
Воевода усмехнулся, чему-то кивнул и быстро вышел из трапезной.
Путь до Вознесенского храма занял у знатного гостя не больше четверти часа. Немного походив возле поленницы и убедившись, что за ним никто не наблюдает, князь свернул к часовне, толкнул створку, окунувшись в густой горько-пряный аромат, задвинул за собой засов, поднялся на второй этаж и упал в мягкое сено, не способное уколоть тела сквозь толстый плащ.
Расстегнув заколку на груди и позволив ткани растечься с плеч в стороны, Юрий Дмитриевич раскинул руки и закрыл глаза, предаваясь сладким мечтаниям. Хмельной мед и обильное угощение сыграли с воеводой злую шутку – незаметно для себя он провалился в дремоту… Из которой его вывело теплое ласковое прикосновение к губам.
– Софья! – Князь порывисто обнял позднюю гостью, привлек, стал жадно целовать почти невидимое в сумраке лицо.
Женщина, слабо смеясь, попустила воеводе выплеснуть свои первые эмоции, после чего положила ладонь на грудь и толкнула в сено:
– Сегодня можно никуда не спешить, любый мой. Сегодня вся дворня
Княгиня поднесла руки к своему горлу – и словно бы сам собой сполз на сено соболий охабень. Затем потянула кончики завязок на плечах – и бархатный сарафан тоже с шелестом осел вниз. Софья Витовтовна поднялась во весь рост, развязала ворот рубашки, уронила и ее к своим ногам, оставшись совершенно обнаженной. Слабый свет принесенной ею масляной лампадки розоватыми пляшущими отблесками осветил широкие бедра, резко сужающиеся вверх и вниз, чуть выпирающий животик и весьма крупную грудь, покатые гладкие плечи. Даже сейчас она оставалась правительницей: с гордо вскинутым подбородком, прямой спиной, уверенной осанкой.
– О, великая Купава! Как же ты, Софьюшка, красива! – прошептал князь. – Иди же, иди ко мне!
Великая княгиня послушалась, и воевода стал осторожно целовать ее плечи, шею, ее руки, живот, бедра, наслаждаясь редкостной возможностью и заставляя любимую тяжело дышать от сладкой ласки. Бедра, колени, ступни – и снова обратно, через голень и бедра, через бока и ко вскинутым над головой рукам.
– Мой ненаглядный… Мой желанный… Мой витязь… Мой любимый… – погружаясь в сладкий омут наслаждения, прошептала женщина. – Иди же ко мне, Юрочка, иди скорее, я так по тебе истомилась! Ну же, скорее!
Князь Звенигородский торопливо содрал с себя многие свои одежды – и обнаженные тела наконец-то соприкоснулись, возрождая пламя нестерпимо жаркой любви, стирая любящим рассудок, изгоняя из их разума все мысли и оставляя лишь одно страстное желание – одно на двоих…
И был вихрь сладострастия, и был вулкан наслаждения, и была сладкая усталость в объятиях друг друга, были новые нежные поцелуи…
– Обожди… – внезапно спохватилась женщина и потянулась к своему поясу, открыла сумку, вытянула из нее за золотую цепочку костяной диск в два пальца шириной. – Вот, возьми. Оберег богини змей и Николая Чудотворца. Для дарования красоты на семи полнолуниях выдержан, для защиты от чародейства в проточной воде вымочен, для спасения от ран на сырой земле заговорен, от нутряных немощей на рассветные лучи нашептан [10] . Он станет спасать тебя и защищать в дальних походах от всех напастей.
10
Змеевик русский классический: с одной стороны изображение змееногой богини Табити, с другой – одного из христианских святых. В археологии подобные змеевики составляют 80 % находок среди религиозной атрибутики.