Судьба короля Эдуарда
Шрифт:
Первый брак Уоллис (девушка в девятнадцать лет вышла за летчика-лейтенанта, которого сначала война, потом военная служба вынуждали постоянно переезжать с места на место в Америке, а потом в Китае) похоже, был ошибкой, следствием романтического увлечения; но потребовалось десять лет, чтобы молодая женщина решилась на развод. Кажется, ничего, кроме некоторого знакомства с китайской культурой, это замужество ей не принесло. Вот, одетая в китайский костюм, она стоит на фотографии рядом с большой бронзовой вазой. Вид у нее замкнутый и отстраненный — вполне можно представить себе, что она прониклась духом загадочного Востока.
Финансово независимая благодаря полученному от дяди наследству, она много путешествовала вместе с одной из своих теток. В Лондоне встретила англичанина, который воспитывался в Америке, учился в Гарварде,
Итак, принц Уэльский в Лондоне, в доме одной своей подруги, встретил американку, происходившую из старинной английской семьи, и, кстати, благодаря второму браку ставшую англичанкой. Она, разумеется, вела исключительно светскую жизнь, и поэтому сделать интересный рассказ из описания «трудов и дней» этой элегантной дамы вряд ли удастся — в них не найти ничего, кроме фактов светской хроники, которые фиксируют столичные газеты. Но если подобная женщина, достаточно богатая и образованная, чтобы входить в общество, не имеет детей, не играет никакой роли в политике и не пишет романов, значит посреди этой бесконечной суеты она вполне может выкроить время, чтобы вести тайную жизнь, о которой в газетах не пишут.
Достаточно было ее увидеть, немного поговорить с ней, чтобы признать за миссис Симпсон право на эту тайную жизнь. В ней чувствовалось обаяние зрелой души. Такие натуры способны ярче всего раскрыться рядом с молодым мужчиной, особенно если они бездетны и их материнский инстинкт не может проявиться в чувстве к ребенку. Такие женщины были музами поэтов, те осыпали их подарками, баловали, как детей, но главным образом находили в них защиту от холодного и жестокого мира. С портрета, запечатлевшего миссис Симпсон в двадцать пять лет, на нас серьезно смотрит голубоглазая девушка. У нее тот самый взгляд, который сильнее, нежели самые утонченные любовные таланты, притягивает неуверенных в себе мужчин-романтиков.
В принце всегда оставалось нечто юношеское, что он сохранил и в сорок пять лет. Именно этим объясняется привлекательность для него миссис Симпсон — она намного старше его не по возрасту, а по душевной цельности. Благородство и сдержанность, которые проявляла эта женщина, если не веселилась и не танцевала, как то принято в обществе, должны были привлекать мужчину, относящегося к любви очень серьезно, как к своему единственному достоянию, не подчиненному династическим соображениям. Миссис Симпсон это понимала. Ее любовь была самоотверженной и всепоглощающей, в ней не было ничего случайного. Ее вклад в союз с этим вечным мальчиком больше, чем его. Она — сама мудрость и стойкость; он — очень чувствительный, но и крайне настойчивый, до упрямства. Их согласие зависит от ее ума и его способности пойти на уступки.
Когда они стоят рядом, то напоминают две фарфоровые китайские фигурки — такой хрупкостью и нежностью веет от этой гармоничной пары. Молодая душа мужчины верит в древнюю душу женщины; роли поменялись — отнюдь не мужчина защищает женщину, она, женщина, явно берет его под защиту. Наверное, вот почему будущий король, человек с грустными глазами, который так долго искал свою вторую половину, впервые обрел внутренний покой, доверившись Уоллис Симпсон.
Ни государство, ни общественное мнение не оспаривали, что близкие принца Уэльского, его брат, например, его доверенные друзья, безусловно поняли благотворность союза и поощряли дружбу, определять форму которой никто не имел права. Они были одной человеческой породы — во всей фигуре маленькой женщины с чистым лбом, правильными чертами лица, с высокими, четко очерченными бровями сквозило изящество, ее легкая фигурка прекрасно сочеталась с обликом принца, а вдвоем они едва весили сто килограммов. Даже не зная, кто эта пара, прохожие оборачивались им вслед, настолько поразительна была их удивительная физическая гармония.
Всем, кто любил принца, оставалось только сожалеть, что эта женщина лишь в сорок лет встретилась с мужчиной, которого ей суждено было преобразить таким чудесным образом; принц тоже достиг сорокалетнего возраста, прежде чем обрел ее.
Миссис Симпсон, как и принц, вела светскую жизнь; это означает, что она почти никогда не оставалась одна, что каждое утро она вычитывала в своей записной книжке программу
И все-таки они сумели стать друг для друга всем.
После свадьбы Эдуард рассказывал одному другу: «Она была первой женщиной, которой действительно интересно было, чего я добиваюсь своей работой, она расспрашивала о том, что меня волнует, а не расточала льстивые комплименты».
Страсть принца Уэльского к Уоллис Симпсон омрачила последние годы жизни его отца.
После болезни Георг V стал очень популярен. Первые шаги в качестве короля он делал довольно неуверенно, к тому же признанию мешало сравнение его с отцом — предшественник Георга V на троне был фигурой гораздо более яркой и интересной. Первым поступком, расположившим к нему нацию, было участие монарха в снятии с мели затонувшего миноносца — после этого он приобрел репутацию храбреца. У него хватило смелости и принять имя Георг, что тоже пошло ему на пользу.
После болезни Георг V остался в Англии, вместо того чтобы отправиться долечиваться куда-нибудь на воды, на зарубежный курорт. Он был первым королем, говорившим по-английски без немецкого акцента, и это тоже сослужило ему хорошую службу. Некоторое время на него были обижены лорды, потому что при его правлении они утратили свои полномочия, но в конце концов даже самые непримиримые убедились, что это стало лишь завершением процесса, начавшегося до восшествия на престол Георга V.
Постепенно Георг V стал идеалом среднего класса, который восхищался образцовым ведением хозяйства на королевской ферме, безупречной семейной жизнью короля, осмотрительностью его официальных речей и, в конце концов, его зонтом. Каждое утро король звонил своей сестре, каждое утро он вкушал неизменный датский суп: это умиляло простых людей. Как-то на Рождество король пригласил своего кузена, датского короля Христиана, и тот привез ему особый суп — такой они часто вместе едали во Фреденсборге во времена молодости: то была похлебка из пива с толчеными сухарями, которая по-датски называлась oellebr"od. Народ радовался: два самых старых короля Европы благодаря тарелке супа вспомнили свою юность.
То, как король на протяжении многих лет выполнял свои обязанности, гарантировало правящей элите, что Георг V в силу склада ума, личных стремлений и убеждений ни за что не станет подвергать опасности монархию, а значит и все устройство государственной машины. На стене своего рабочего кабинета король повелел начертать следующее: «Вразуми меня следовать установленным правилам».
На народ он производил впечатление доброго отца семейства. Деятельная забота его жены о поддержании при дворе нравственности, не допускавшей ни малейшей фривольности, даже если она выражалась в виде таких безобидных на первый взгляд вещей, как короткие платья; появление по торжественным случаям на дворцовом балконе королевской четы с внучкой, которую королева укрывала под своим зонтом, — обо всем этом английский буржуа любил читать в газете или с удовольствием рассматривал на фотографиях; когда же радио доносило голос старого короля до самых глухих уголков Империи, миллионы людей убеждались, что его правление — великое.
За полгода до смерти короля отпраздновали его семидесятилетний юбилей, и чувства народа проявились с такой сердечностью, что сам Георг был искренне удивлен. Это был большой, поистине народный праздник. Каждый город хотел придумать нечто оригинальное, чтобы отметить юбилей государя, и муниципальному совету какого-то городка даже пришла светлая мысль пускать в день рождения короля детей младше четырнадцати лет на взрослые фильмы, куда они обычно не допускались.
Да, жизнь монарха в последние годы была безоблачна, его тревожило только поведение наследника. Причина беспокойства могла быть известна немногим и заключалась в том, что два последних лета его сын беспечно проводил на Ривьере или в Австрийских Альпах в компании веселых англичан и американцев. Очень небольшое избранное общество и было свидетелем его дружбы с «этой дамой», ибо она с мужем всегда находилась там, где и принц.