Судьба на кончике пера
Шрифт:
Принципы практики. Наш основной принцип – не навреди
Не навреди не случайно, не навреди намеренно. Все что вы попытаетесь сделать другим, бумерангом возвратится к вам. Этому закону подчиняются и любовь, и помощь другим людям, и врачевание, а также и попытки причинить вред. Помыслы наши должны быть благие. Сразу оговорюсь, это не означает, что не надо защищаться от нападения. Обязательно надо. И у нас есть эффективные техники защиты. Просто защита должна быть адекватной. Не надо из пушки по воробьям.
Второй основной принцип – не работать без запроса
Помните
Помогая без запроса, мы без разрешения вторгаемся в чужую энергетику, и эта чужая энергетика воспримет нашу помощь как нападение, и будет защищаться. Помощь не примет. Это как спокойно сидящему человеку неожиданно сделать витаминный укольчик для его же пользы. Представили его реакцию? Вряд ли он вам спасибо скажет. Так и с энергетикой.
В нашей группе достаточно примеров такой помощи без запроса, вышедшей боком.
Без запроса помогать можно только детям по просьбе родителей, и немощным взрослым.
Третий основной принцип – «Я свободен (свободна)»
Мы не создаем эгрегор практики «созидающий рисунок». Эгрегор сначала поддерживает, а потом больше забирает, чем дает. Это важно помнить. Мы не практикуем общих мистерий, медитаций, молитв. Каждый из нас свободная самостоятельная личность. Каждый из нас свободен исповедовать любые взгляды и осваивать любые учения и практики. В любой момент каждый волен прекратить интересоваться практикой на время или насовсем. Для этого даже не надо делать заявление.
Глава 3. Как я стал экстрасенсом. До пятидесяти
Первую часть этой главы можно спокойно пропустить. В ней ничего необычного нет. Родился, учился, женился, работал, служил, снова работал. Родил детей, родились внуки. Необычное в моей жизни началось после 50, и продолжается сейчас.
До 50 я был убежденным материалистом. Христа считал мифом, о Будде и Мохаммеде даже не слыхал. Я родился и вырос в Кировской области, в деревне, которая потом вошла в состав села. Ближайший город с асфальтом и железной дорогой был в 120 километрах. Наше село было так далеко от цивилизации, что у нас не было никаких потрясений, никаких революций, никаких войн. У нас не было даже помещиков. Крестьяне жили общинами. На сходах делили общинную землю по числу едоков. Вот и все социальное устройство. Что вырастишь, то и съешь. Даже татары вряд ли заходили в наш медвежий угол.
Конечно, при советах всех организовали в колхозы и совхозы.
В селе была единственная достопримечательность – уникальная церковь. В мое время она уже использовалась под колхозный гараж, благодаря этому и сохранилась.
Рис. 3.1
В семье у нас только бабушка Аня верила в бога. Я с ней иногда спорил, просвещал. Бабушка, отмахивалась. В округе в бога почти никто не верил, только старушки. Там и сейчас почти никто не верит в бога.
Мы лазили на колокольню, любовались окрестностями, смотрели фрески. Часть росписей сохранилась до наших дней. Просто удивительно, как крестьяне смогли собрать такие деньги, чтобы построить кирпичную двухэтажную церковь с огромной колокольней.
В мое время, да и сейчас, во всем районе есть только одна действующая церковь в селе Пиксур.
Мне повезло, в нашем селе была средняя школа, до нее всего километр от нашего дома. Я жил в обычном деревянном частном доме, который построил отец. Так все жили, другого жилья в нашей местности не было. Что сам себе построишь, там и живешь. Строили методом взаимопомощи.
Сначала привозили лес, этого добра у нас достаточно. Прекрасные сосновые леса. Соседские мужики со своими топорами и пилами в воскресенье приходили рубить сруб новоселу. Набегало человек десять. Работников кормили, по-моему, угощали водочкой после работы, и, по-моему, платили по рублю за день. За пару выходных сруб был готов. Потом собирали сруб уже на фундаменте из деревянных стоек. Потом вставляли окна – двери. Окна, двери, косяки делал единственный в округе столяр – единоличник. Он не был колхозником, он был частником. Как это ему удавалось?
Потом клали печь. Мелкие доделки отец еще пару лет доделывал. Я ему уже стал помогать обивать дом тесом, красить, делать веранду – когда подрос. Отец и я ему в помощь, строили и ремонтировали дом, коровник, ограду, баню, каждый год. Все время что-то требовало ремонта, сгнивало, перекашивалось. Польза от таких работ – умею держать в руках инструменты. С тех пор я предпочитаю квартиры частным домам, хлопот меньше.
Как только я родился, к нам переехала жить бабушка Аня, мамина мама. Бабушка нас с сестрой и воспитывала, и кормила, и любила. Бабушка купила мне велосипед, накопила со своей 12 рублевой пенсии. Это было неожиданно и радостно для меня, велик стоил 56 рублей. Свой новый велик! Сам выбирал на складе магазина!
Деньги появились в сельской местности в 1956 году. Спасибо Хрущеву. До этого всем работникам колхоза начисляли трудодни. По итогам года на трудодни выдавали сено, зерно, и деньги, начисленные за трудодень копейки, распределённые из колхозного бюджета за сданную государству продукцию. В основном народ жил натуральным хозяйством. Основная кормилица – корова, да огород в 40 соток, да свои руки.
Отец воевал в Великую отечественную, его забрали с десятого класса. Был рядовым в пехоте, ранен, потом заболел туберкулезом. Он всю жизнь проработал в колхозе бухгалтером, уже после фронта закончив курсы счетоводов.
Мама была зоотехником в колхозе. Они познакомились, когда она студенткой приезжала на практику. Мама меня иногда брала с собой на животноводческие фермы в другие деревни. Мы ездили на плетеной бричке, интересно, почти на мерседесе по современным меркам.
Потом мама еще закончила пединститут в дополнение к своему сельхозу, и перешла работать в школу биологом. Мне повезло, она меня не учила. Мне не повезло, на любую мою провинность учителя тут же жаловались маме, и, мне, конечно, доставалось по первое число.