Судьба Шута
Шрифт:
– Пять дней, если считать дни. Или четыре ночи. Не стоит тревожиться. Ты все еще слишком слаб. Я не хочу проходить через Скилл-колонну, пока ты не окреп.
– А я вовсе не хочу пользоваться Скилл-колонной.
– Хм-м. – Я не стал с ним спорить. – Рано или поздно нам придется. Я не могу оставить Олуха с Черным Человеком навсегда. И я обещал Чейду, что мы будем на берегу и встретим отправленный за нами корабль. А это произойдет в течение ближайших пяти дней.
Я потерял счет времени, пока находился в ледяном лабиринте, но почему-то меня это совсем не тревожило. С того момента, как нам не удалось исцелить Шута, я блокировал все контакты с группой Скилла. Несколько раз я ощущал
– У меня есть жизнь, к которой мне нужно вернуться, – сказал я вслух, чтобы убедить себя.
– А у меня нет. – Как ни странно, в голосе Шута прозвучало удовлетворение.
Меня это порадовало. В течение дня несколько раз возникали моменты, когда он останавливался, словно прислушиваясь, не зазвучит ли в его душе будущее, которое перестало его манить. Я не знал, что он испытывает. В течение всей своей жизни Шут пытался направить время по тому пути, который считал лучшим. И добился успеха – теперь мы жили в созданном им будущем. Мне кажется, он колебался между удовлетворением и тревогой из-за своего места в новом мире, когда задумывался о таких вещах. Иногда он просто сидел, положив изуродованные руки на колени, и смотрел на землю у себя под ногами. Его дыхание становилось медленным и поверхностным, грудь почти не двигалась. Я знал, что в такие моменты он пытался ощутить то, что невозможно ощутить. Я не пробовал его отвлечь. Однако старался поддерживать в нем оптимизм разговорами о будущем.
– Ты прав. У тебя нет забот, к которым необходимо вернуться; нет бремени, которое следует взвалить на свои плечи. Ты умер. Ты видишь, как иногда приятно бывает умереть? Никто не ждет, что ты станешь королем. Или пророком.
Он приподнялся на локте.
– Ты говоришь по собственному опыту. – Он произнес эти слова грустно, не обращая внимания на мой игривый тон.
– Точно. – Я усмехнулся.
Шут вновь опустился на плащ рядом со мной и посмотрел в небо. Его лицо оставалось серьезным. Я проследил за его взглядом. Звезды начали тускнеть. Я откатился в сторону и легко поднялся на ноги.
– Пора отправляться на охоту. Приближается рассвет. Ты сможешь меня сопровождать?
Мне пришлось дожидаться ответа. Потом он покачал головой:
– Честно говоря, нет. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким измученным. Что ты сделал с моим телом?
Никогда прежде тебя не мучили до смерти. Впрочем, такой ответ давать не следовало, и я решил уйти в сторону.
– Ну, потребуется некоторое время, чтобы ты полностью поправился. Если бы ты успел набрать побольше веса, я бы мог ускорить исцеление при помощи Скилла.
– Нет, – категорически отказался Шут.
Я не стал настаивать.
– В любом случае, мне надоела еда с Внешних островов. Немного свежего мяса не помешает нам обоим. Но если я буду валяться около костра, мясо не появится. И если ты не хочешь есть сырое мясо, то постарайся, чтобы костер не погас до моего возвращения.
– Хорошо, – тихо согласился он.
В то утро удача от меня отвернулась. Я тревожился за Шута и едва не наступил на кролика, но ему удалось ускользнуть. К счастью, в ручье водилась рыба, толстая, серебристая и не знающая страха. С первыми лучами солнца я вернулся с четырьмя тяжелыми рыбинами. Солнце жарко пекло наши спины, пока мы лакомились жареной рыбой, а потом я настоял на прогулке до ручья, где мы вымыли руки и лица. Теперь с полным желудком я мог поспать, но Шут впал в меланхолию. Он уселся возле костра и уставился в огонь. Когда он вздохнул в третий раз, я спросил:
– Ну что?
– Я не могу вернуться.
– Но и здесь
– И ты испытал ее на своей шкуре.
Я улыбнулся.
– Я бывал в соседней долине. Да, я говорю по собственному опыту.
– В первый раз в жизни я не знаю, что мне делать, – признался Шут. – Ты перенес меня в будущее, в место и время после моей смерти. Каждый раз, просыпаясь, я испытываю потрясение. И не имею ни малейшего представления о том, что случится со мной в следующий миг. Я не знаю, что мне делать с моей жизнью. Я ощущаю себя лодкой, которую течение унесло от пристани.
– Но разве это так ужасно? Почему бы тебе не поплыть по течению? Очень многие из нас мечтают о такой возможности.
Он вновь вздохнул.
– Но я не знаю как. Я никогда не переживал ничего подобного. Не знаю, на беду или на благо. Я понятия не имею, что мне делать с лишней жизнью, которую ты мне подарил.
– Ну, ты можешь остаться здесь до конца лета, если научишься сам ловить рыбу и охотиться. Но ты не можешь вечно прятаться от жизни и своих друзей. Рано или поздно тебе придется посмотреть в глаза трудностям.
Он почти улыбнулся.
– И это говорит человек, который десять лет считался мертвым. Быть может, я последую твоему примеру. Найду тихий домик и поживу отшельником в течение десятка или двух лет. А потом вернусь в другом качестве.
Я рассмеялся.
– А через десять лет я приеду, чтобы тебя вернуть. Конечно, к тому времени я стану стариком.
– А я нет, – негромко заметил он.
Он посмотрел мне в глаза и помрачнел.
Эти мысли не доставили мне ни малейшего удовольствия, и я решил отбросить их в сторону. Когда я вернусь, у меня будет достаточно забот. Смерть Баррича. Свифт. Неттл, Нед. А еще Молли, вдова Баррича. И ее маленькие мальчишки, лишившиеся отца. Осложнения, о которых мне не хотелось размышлять, – не говоря уж о том, что я не представлял себе, как с ними разобраться. Гораздо проще о них не думать. Так я и сделал; вероятно, загородиться от ожидающего нашего возвращения мира у меня получилось гораздо лучше, чем у Шута, поскольку я успел накопить немалый опыт. В течение следующих двух дней мы жили подобно волкам, думая лишь о настоящем. У нас было мясо, вода и прекрасная погода. Кроликов здесь оказалось великое множество, а в моем заплечном мешке еще оставался хлеб.
Шут понемногу приходил в себя, и хотя он ни разу не засмеялся, иногда выглядел почти умиротворенным. Я привык к его стремлению к одиночеству, но все же меня огорчало, что он меня избегает. Все мои попытки пошутить не вызывали у него улыбки. Нет, он не хмурился и не отворачивался. Прежде он всегда находил возможность посмеяться даже в самых ужасных ситуациях, а теперь я скучал по прежнему Шуту. Тем не менее к нему возвращались силы, он двигался все увереннее. Я говорил себе, что ему становится лучше и что мне не следует тревожиться. Однако меня не оставляло беспокойство за него. Впрочем, когда он сказал, что чувствует себя достаточно сильным, я не стал спорить.
Мы быстро собрались. Я попытался сложить шатер Элдерлингов, но он отчаянно затряс головой, а потом хриплым голосом сказал:
– Нет. Оставь. Пусть шатер будет здесь.
Я удивился. Он ни разу не спал в шатре после того, как ему приснился кошмар, предпочитая засыпать под открытом небом между мной и костром, но я думал, что он захочет взять его с собой. Тем не менее я не стал спорить. Бросив на шатер последний взгляд, я увидел, как трепещут на ветру драконы и змеи, и обнаружил, что могу думать только о содранной коже Шута, лежащей на льду. Я содрогнулся и повернулся к шатру спиной.