Судьба высокая «Авроры»
Шрифт:
Ни время, ни расстояния не могут остановить птиц — они возвращаются на свои гнездовья. Так и авроровцы: в какие бы дали ни забросила их судьба, стремятся к своему кораблю.
Леонид Александрович Демин долгие годы исследовал Берингово и Японское моря. В отечественной гидрографии не было человека, которому удалось бы составить описание двух морей. Таким человеком стал Демин.
Его именем назвали бухту в Чукотском море и группу островов в Малой Курильской гряде.
Леонид Александрович — один из ведущих создателей
Друзья свидетельствуют: инженер-контр-адмирал Демин всегда был чрезмерно загружен. Он, уплотняя сутки до крайности, любил повторять шутку:
— Один день может вместить два дня, а если хорошо постараться — три.
И все-таки, наперекор любым перегрузкам, он находил время, чтобы молча постоять на борту «Авроры», вслушиваясь в многоязычный говор и шум посетителей, радуясь неубывающему людскому прибою. Здесь возвращалась к нему молодость, на час-два он как бы опять становился тем мичманом, который пришел на «Аврору» в октябре семнадцатого.
А когда начались съемки кинофильма «Залп «Авроры», не было более ярого спорщика и ревнителя истины, чем Леонид Александрович. Он лишил покоя сценаристов и режиссеров, добиваясь беспощадно-строгой точности фактов, деталей, положений…
Жизнь соединила Демина с «Авророй» в такой день, такой год, когда решалась судьба народа, судьба России. Такое остается навсегда…
Причастность к судьбе «Авроры» как бы озаряет судьбу авроровца до конца его дней, кем бы и где бы он ни служил.
Взять, скажем, Василия Широкова, скромного матроса «Авроры», который в ночь штурма Зимнего был в боевом расчете Евдокима Огнева.
В мирное время Василий Широков вернулся к мирной профессии. Четыре десятилетия водил он караваны судов по великой Волге, по Оке и Каме.
В дни Отечественной войны Василию Широкову поручали самые опасные рейды. Однажды, в разгар боев за Сталинград, вел он в пылающий город караван со снарядами. Появились «юнкерсы». Широков приказал зажечь дымовые шашки. Завеса дыма, сдуваемая ветром, заволокла реку, как густым туманом. Василий Иванович повернул караван в тесную горловину протоки, берега которой щетинились зарослями леса.
«Юнкерсы» отбомбились впустую…
Авроровец всегда авроровец! Василий Иванович и сейчас, на девятом десятке своей жизни, не сидит без дела: его «школу» проходят коломенские ребята из клуба юных моряков…
Николай Васильевич Ратозий — из послевоенного поколения аврлэровцев. Накануне войны он жил на Черниговщине, в краю вишневых садов. Трудно угадать, как повернулась бы его жизнь, если б не дядя Алексей Шеремет, балтийский моряк, приехавший на краткосрочную побывку и поселивший в душе мальчика будоражащие мечты о море.
В сорок пятом Алексей Шеремет погиб: корабль, на котором он служил, торпедировала вражеская подлодка.
Коля Ратозий был очень юн, он и брился тогда, пожалуй, не по надобности: просто хотелось поскорее стать взрослым. И этому юному радисту, подымавшемуся по трапу «Авроры», невдомек было, что трап ведет его в большую жизнь, что он прирастет к крейсеру, как приросли ветераны…
Годы службы на корабле навсегда сроднили Ратозия с крейсером. Оказавшись вдали от «Авроры», он продолжал жить ее прошлым, настоящим и будущим.
Военно-политическая академия имени Ленина. Ратозий углубился в архивы. Первое признание: на Всесоюзном конкурсе по проблемам общественных наук он удостаивается диплома I степени и медали «За лучшую научную студенческую работу».
Потом — многолетний труд, о котором, очевидно, мало знают, но значение которого от этого не умаляется. Весь досуг, все отпуска, все дневные и ночные раздумья, не прерывая воинской службы, он посвящает «Авроре». Не месяцы, а долгие годы настойчиво, с самозабвенным упорством ведет он научный поиск. Так рождается диссертация: «Революционный крейсер «Аврора» и воспитание трудящихся на его героических традициях».
Первый ученый, создавший подлинно творческую работу о корабле революции, оказался авроровцем!..
Николай Васильевич Данилов — один из пушкарей батареи «А» — прилетел в Ленинград из заполярного Нарьян-Мара. Если взглянуть на Николая Васильевича — непременно придет мысль: не от Ильи Муромца ли берет свое начало этот богатырь, щедро наделенный физической мощью. И энергия его неизбывна. Не случайно, наверное, Данилов в мирное время стал строителем, возводил дома в нелегких условиях Заполярья.
И вряд ли, глядя на Николая Васильевича, кому-либо подумается, что в жизни его было немало трагических страниц.
В августе сорок первого старшина шестой пушки в Дудергофе женился на Лилии Николаевне, 9 сентября она уехала на работу в Ленинград, а вернуться не смогла: дорогу на Воронью гору перерезали гитлеровцы.
Спустя несколько дней тяжелый осколок промял каску Данилова. Кровь залила лицо. Он упал, думали — замертво, но Данилов выжил…
Через тридцать шесть лет Николай Васильевич и Лилия Николаевна разыскали друг друга и встретились на «Авроре»…
Василий Ильич Бурдасов, уйдя на пенсию, жил в Ленинграде на улице Карпинского, не скажешь, что до «Авроры» — рукой подать, однако ежедневно приезжал на крейсер как штатный сотрудник и водил экскурсии.
Никто, пожалуй, не догадывался, сколько лет этому густобровому человеку, по-медвежьи плотному, с медлительной походкой, по старой привычке широко расставлявшему ноги — «на случай качки».
Служил Василий Ильич на «Авроре» в двадцатые годы, воевал на Ладоге. Помнят его и бухта Морье, и маяк Осиновец, и остров Сухо, и Тулокса…