Судьба. Книга 4
Шрифт:
— Да, — кивнула Узук, — объясняли.
— Значит, понимаете, как нам нужны толковые пропагандистки. Женотдел наш работает самоотверженно, даже рискованно, можно сказать, работает. Но там в основном русские женщины, и до наших упорных дайханок их доводы не всегда доходят. Тут нужно свою, коренную, чтобы до косточек знала и быт и обычаи, чтобы сама на себе испытала все «прелести» уложений шариата и адата, могла бы говорить с нашими женщинами их собственным языком. Короче, не извне вопрос этот решать надо, а изнутри, понимаете?
— Понимаю. Ломать надо обычаи без всякого раздумья.
— Ломать, говорите, без раздумья? Это уже что-то похоже
— Кто? — не поняла Узук.
— Товарищ Сеидов или, попросту говоря, Черкез.
— Черкез-ишан? Нет, он мне ничего такого не говорил.
— Гм… Ну, ладно, коли так. А насчёт решительных мер, тут, дорогая Узукджемал, «треба разжуваты», как иной раз выражается Серёжа Ярошенко. Узелок обычаев, традиций и религии — это крепко запутанный узелок. И запутанный и затянутый да ещё и водичкой вдобавок смоченный. Спешить начнём да рвать — лишь больше его запутаем. Пережиток — дело тонкое, особого обращения к себе требует. Кавалерийскими методами — сабли к бою и в атаку марш — ничего не сделаешь, только народ больше взбудоражишь.
Узук недоуменно подняла брови:
— Как же тогда работать? Нас на курсах, например, учили решительным методам борьбы, остерегали от соглашательства, от половинчатых решений.
Клычли пощипал ус, взглянул на Узук, усмехнулся.
— Так-то оно так, да не каждая чёрточка — буква «элиф». Как говорили деды наши, сила — для разрушения, разум — для созидания. Время силы прошло, наступило время ума. То есть я имею в виду убеждения, разъяснения, учёбы. Разве я вас к соглашательству призываю? Или — к половинчатым решениям? Нет. дорогая Узукджемал! Я говорю лишь о том, что ленинский декрет о равноправии женщин, наш декрет о равноправии и запрещении калыма надо постепенно внедрять в сознание людей, исподволь, не вдруг. В каждом конкретном случае исходить не из общих положений, а из конкретных же условий. Почему так? Да потому, что хотя в бесправном положении находятся все женщины, но у каждой из них — своё собственное, личное, что ли, бесправие. Вот за эту ниточку и надо дёргать, тогда любая, самая тёмная и забитая дайханка поймёт вас и пойдёт за вами. Нужно, чтобы вам не просто доверяли, не просто слушали и соглашались, а сердцем принимали ваши слова.
— Наверно, это очень трудно, — вздохнула Узук.
— Да, это нелегко, — согласился и Клычли, — но это единственный путь к селению, все остальные — в пустыню.
— Как у Дурды? — засмеялась Узук.
— Дурды? — не понял Клычли. — Почему Дурды?
— Так он же в пустыню пошёл, беглецов этих ловить, контрабандистов.
— А-а… Ловить хватает кого, только поворачиваться успевай — и контрабандисты, и бандиты, и спекулянты, и басмачи пошаливать стали…
Большие напольные часы, чудом уцелевшие среди всех передряг войны и разновластия, надсадно крякнули и заполнили комнату густым, тягучим, как мёд, колокольным звоном.
— Двенадцать, — сообщил Клычли и ругнулся: — Чёрт! Не успеешь глаза протереть — дня уже как и не было! Вас в Полторацке не научили случаем, как время можно растягивать?
— Этому не научили, к сожалению, — улыбнулась Узук и встала со стула. — Извините, что задержала вас, оторвала от работы.
— Работа не волк — в лес не убежит, — русской пословицей ответил Клычли, — наверстаем упущенное. — И добавил: — Вы присядьте ещё на минутку. Дело в том, что вам, полагаю, сразу же придётся припрягаться к нашему омачу и тащить его, как говорится, по ниве
— Не возражаю. Но… с чего начинать?
— Начинать, товарищ Мурадова, придётся с самого начала. Необходимо создать актив городских женщин-туркменок, потому что в одиночку вы… Кстати, подруга ваша Мая с вами же будет работать. Заодно я к вам и свою Абадангозель подключу, довольно ей дома сидеть да в окошко глядеть, пусть потрудится на пользу государства. Вот втроём вы и создадите этот актив. Само собой, жёны служащих, но главное — иметь в виду тех женщин, которые совершенно оторваны от общественных интересов.
— Мы только городскими женщинами заниматься будем?
— Это для начала. Основная наша работа — село, аульчанки. С ними вы познакомитесь именно через свой городской актив — у каждой городской жительницы обязательно есть родственницы в ауле. Будете на сельские праздники ходить, на свадьбы, на посиделки к женщинам. В этих местах и будет проходить ваша агитация. Но это — потом, а пока занимайтесь городским активом.
— Хорошо, товарищ Сапаров, я так и сделаю.
У кого нет друга, тому каждый друг
Плов надо было приготовить особенный. Поэтому Черкез-ишан священнодействовал, скрупулёзно выполняя весь неписаный ритуал приготовления этого, казалось бы, простого и в то же время удивительно своеобразного блюда.
Сначала надо было выбрать мясо. Человек неопытный взял бы его с бараньей ляжки, однако Черкез-ишан не дал мяснику обмануть себя. От куска бедренной части он, конечно, не отказался, это мясо для еды. А вот для придания плову вкуса нужен кусок, срезанный с позвоночника тушки и прилегающей к нему верхней части рёбер, нужны и нижние, самые нежные куски рёбрышек с мягкой брюшиной. Именно они и дадут самый смак.
Сперва Черкез-ишан расположился было с пловом на кухне. Но тут же сообразил, что делать этого не следует, готовить надо во дворе, потому что даже вкус чая, вскипячённого на открытом воздухе, своеобразен и отличается от чая, приготовленного на примусе или керосинке.
Во дворе был разожжён костёр, на костёр поставлен таган, на таган — котёл. Теперь нужно наливать масло. Сколько? Очень жирным плов должен быть или не очень — это тоже зависит от разных причин. Если, например, погода прохладная, а едоки — люди молодые, с хорошим аппетитом, то избыток масла лишним не окажется. Есть такие любители, что даже выпивают масло, отстоявшееся на дне миски. Но сегодня среди молодых будет и старый человек, а желудок старого уже не принимает много жира, да и погода довольно жаркая.
Черкез-ишан налил масла на четверть казана, подумал и добавил до трети — если масла недостаточно, то и рис не даст своего вкуса. На две пиалы риса одна пиала масла — в самый раз. А поскольку масло — кунжутное, его следует хорошенько пережечь, чтобы оно не испортило аппетит у старого человека.
Нагреваясь, масло меняло свой цвет с тёмно-жёлтого на коричневый, сизый дым постепенно заполнял казан. Но Черкез-ишан не спешил: пусть греется как следует. Некоторые неопытные повара бросают лук в масло, едва оно начнёт шипеть, боясь, что масло вспыхнет. Такая торопливость приводит к тому, что масло не успевает отдать свой сырой запах, вызывает у людей изжогу. Нет, надо подождать, когда цвет дыма, заполняющего котёл, станет густым и чёрным. Вот тогда не зевай и бросай лук, и от сырости в масле даже помина не останется.