Судьбе наперекор
Шрифт:
Парни стояли перед Ирочкой, закрывая ее собой от беснующейся Костровой, на которой повисли Курицына и Тихонов, безуспешно пытаясь ее успокоить, а та орала, брызжа слюной, что-то уже совсем неразборчивое. Ирочка стояла совершенно спокойно и смотрела на нее с легкой улыбкой.
— Какая же вы нелепая и смешная женщина! — она пожала плечами.
— А-а-а,— взвыла Кострова, пытаясь вырваться, и Тихонов отпустил ей две звонкие пощечины. Так это он ее и тогда пытался таким образом в чувство привести, поняла я и успокоилась, что Ирочка здесь ни при чем.
А
— Ирочка,— я осторожно тронула ее за руку.— Ты хотела со мной о чем-то поговорить? Вот и пойдем. Где твоя сумка? Я думаю, что ты сюда уже никогда не вернешься, поэтому забери все свои вещи и пойдем,— я тихонько выводила ее из зала, ласково приговаривая: — Пойдем, Ирочка... Пойдем.— А парни шли за нами.
— Да, Елена Васильевна, да. Пойдемте,— она медленно шла, глядя себе под ноги, говорила медленно и была какая-то заторможенная.
— Где твои вещи, Ирочка?
— Здесь, в зале.
Я глянула на Карлсона, и он тут же повернул обратно.
— Эй! — послышался его нарочито гнусавый и протяжный голос, каким обычно разговаривают блатные, небось, и распальцовку как флаг вывесил, чтобы пострашнее было, подумала я.— Где ее сумка? — наверное, ее ему протянули, потому что он сказал: — Это все? Я спрашиваю, это все?
Должно быть, это было действительно все, потому что он вернулся к нам, неся сумочку, которая была в моде во времена молодости Нины Максимовны.
Вертушка была по-прежнему открыта, но вахтерши в будке видно не было, не иначе, как под стол спряталась, а рядом с будкой стояла продавщица орешков и держалась за сердце. Да и неудивительно: шум стоял — хоть святых выноси.
На улице я усадила Ирочку в машину и повернулась к ребятам.
— Спасибо! Выручили вы меня! Здорово выручили!
— Ну вот,— улыбнулся Карлсон.— А вы нас прогнать хотели. Вы сейчас куда собрались?
— Домой, и вряд ли куда-нибудь еще сегодня отправлюсь. Так что, если хотите, проводите меня и можете быть свободны.
Я действительно собиралась отвезти Ирочку к себе, потому что показывать ее сейчас Нине Максимовне было нельзя. У нее с минуты на минуту могла начаться реакция на такое нервное перенапряжение, и было бы преступлением пугать ее маму этим зрелищем. Тем более что, как я догадывалась, у них, может быть, впервые в жизни наметились какие-то разногласия, и, видимо, из-за Матвея. Я села за руль и аккуратно тронулась с места.
— Вот приедем мы ко мне, Ирочка, чаю попьем и поговорим с тобой, хорошо? Сейчас я около магазина приторможу, куплю чего-нибудь вкусненького,— я разговаривала с ней, как будто маленького ребенка успокаивала, каким она, в общем-то, и была.— Что ты к чаю хочешь? Тортик или пирожные?
Она только кивала мне в ответ головой и говорила: «Да», «Да».
Я быстро выскочила около кондитерской и купила самый большой и красивый торт, какой там был, а вернувшись к машине, застала около нее Малыша и Карлсона, которые ее бдительно охраняли.
—
Они недоуменно на меня посмотрели.
— Так весь город знает, что это девушка Матвея, а вы их и познакомили.
Да, оторвалась я от жизни, думала я, влезая в машину, и посмотрела на Ирочку, которая сидела, опустив глаза, и о чем-то напряженно думала.
— Ты как себя чувствуешь?
— Хорошо,— все так же заторможенно ответила она.— Только мне обидно... Мне так обидно... Мне до слез обидно,— сказала она и действительно тихонько заплакала.
Прямо из машины я вызвала на свой адрес «скорую помощь», объяснив, что девушка только что пережила сильное нервное потрясение.
В окне Варвары Тихоновны, как всегда, торчал Васька, а потом и она выглянула на шум подъехавших машин. Увидев меня, плачущую Ирочку и двух здоровых парней, она всплеснула руками. В нашем подъезде, словно нарочно, начали ремонтировать лифт. Но Малыш — а ребята вошли вместе со мной, объяснив, что охранять так охранять,— тут же подхватил Ирочку на руки и через две ступеньки понес ее наверх, и мы с Карлсоном еле поспевали за ним.
Около дверей квартиры я решительно заявила:
—- Ну, ребята, теперь окончательно все. Гуляйте.
Не успела я уложить Ирочку на диван и укрыть пледом, как послышался звук открываемой двери и в комнату в обнимку с Васькой вошла запыхавшаяся Варвара Тихоновна.
— Вот, деточка! Вот! — говорила она, протягивая Ирочке кота.— Поиграй с ним, его Васенькой зовут. А я сейчас, я мигом,— и она заторопилась на кухню.— Сейчас я вам блинчиков напеку.
— Ой! — Ирочка прижала к себе Ваську и через силу улыбнулась.— Какой ты красивый! — она начала его гладить, и он довольно замурчал.
— Да не беспокойтесь вы, Варвара Тихоновна, не надо никаких блинчиков, я торт купила,— попробовала я остановить ее.
— Ай! — отмахнулась она от меня.— Знаю я ваше покупное: вид есть, а вкуса нет.
— Ну, как знаете,— сказала я и повернулась к Ирочке.— Сейчас мы с тобой будем пить чай с блинчиками или с тортом. Что ты больше хочешь?
— Блинчики,— смущенно ответила Ирочка, зарываясь лицом в Васькину шерсть.
— Ах, так вы заговор блиноедов против меня устроили?! — притворно возмутилась я, стараясь развеселить ее, и радовалась, что она хоть и с трудом, но улыбается.
Не прошло и пятнадцати минут, как из кухни появилась раскрасневшаяся Варвара Тихоновна и поставила на журнальный столик рядом с диваном тарелку с блинчиками и разные баночки.
— Вот, покушайте горяченьких. Хотите с медком, а хотите с вареньем клубничным. А вот и сметанка есть,— приговаривала она.— А я сейчас чаек принесу.
— А откуда у меня в доме мед с вареньем? — я недоуменно посмотрела на Варвару Тихоновну, но она только отмахнулась.
Да, надо будет почаще в холодильник заглядывать, решила я, оказывается, там можно найти много интересного. Но где же эти чертовы врачи? Наконец они приехали.