Судьбы и фурии
Шрифт:
Морось, сыплющаяся с неба, внезапно превратилась в дождевые капли, и оставшуюся часть пляжа они пересекали уже бегом.
[Оставим их пока здесь. Запомним именно такими: стройными и юными, бегущими в тепло сквозь мрак, по холодному песку и камням. Мы еще вернемся к ним.
Ведь именно Лотто – наша сияющая звезда.]
ЛОТТО ЛЮБИЛ РАССКАЗЫВАТЬ ИСТОРИИ.
Больше всего он любил рассказывать о том, что родился в самом сердце урагана.
[Лотто с самого рождения отличался уникальной способностью выбирать самый неподходящий момент.]
В те дни его мать была хороша собой, а отец – жив. На дворе стояло лето поздних шестидесятых. Его семья жила
Когда родился Лотто, в дождливом небе на мгновение показалось солнце.
Дождевые капли срывались с листвы апельсиновых деревьев. Пять акров территории, принадлежавшей его семье, занимала фабрика по производству минеральной воды. А в холле хозяйского дома две горничные, повар, управляющий и садовник прислушивались к звукам, доносившимся из-за деревянной двери. Антуанетта, мать Лотто, тонула и металась в простынях, пока огромный Гавейн, будущий отец, придерживал ее разгоряченную голову. Тетушка Лотто, Салли, принимала роды. И вот Лотто наконец появился на свет: маленький гоблиненок с длинными конечностями, большими кистями рук и ступнями.
Гавейн поднес его к свету, льющемуся из окна. Снаружи снова поднялся ветер, и дубы отмахивались от него своими гигантскими лапищами. Гавейн всхлипнул. В тот миг его жизнь достигла своего апогея.
– А вот и Гавейн-младший, – произнес он.
Однако Антуанетта, выполнившая всю тяжелую работу и уже успевшая перенести на сына часть той огромной любви, что питала к мужу, воспротивилась.
– Ну уж нет, – сказала она, вспомнив вдруг их первое свидание с Гавейном: краповый вельвет в кинотеатре и фильм «Камелот», – его будут звать Ланселот.
Антуанетта Саттервайт относилась к себе с юмором и была совсем не против, чтобы ее окружали рыцари.
Перед самым началом бури к ним приехал доктор, чтобы наложить роженице швы. Салли тем временем умащивала оливковым маслом кожу младенца и чувствовала себя так, словно держит в руках собственное бьющееся сердце.
– Ланселот, – прошептала она. – Ну и имечко! Мальчишки тебя побьют, это уж точно. Но ты не бойся. Я позабочусь, чтобы все называли тебя Лотто!
И с ее легкой руки все действительно стали звать его Лотто.
РЕБЕНОК ТРЕБОВАЛ ЖЕРТВ.
После родов тело Антуанетты расплылось, а грудь обвисла. Естественное вскармливание оказалось явно не самой удачной идеей. Но в тот момент, когда малыш Лотто впервые улыбнулся ей и она увидела на его щечках свои собственные очаровательные ямочки, тут же его простила. Какое счастье, что красотой он пошел в нее! Семья ее мужа, все эти типичные обитатели Флориды, не были сборищем писаных красавцев.
Все они были саквояжниками, потомками коренных Тимукуа, в крови которых смешались испанцы, шотландцы и беглые рабы. Большинство из них выглядели как подгоревшее печенье. Салли была скуластой и костлявой, Гавейн – лохматым, огромным и немногословным. В Хэмлине люди подшучивали над ним, говоря, что он человек лишь наполовину, а на самом деле – отпрыск медведя, подкараулившего его мать, когда она возвращалась домой. Антуанетта привыкла к милым напомаженным ухажерам и шумным богачам. Даже будучи уже целый год замужем, она все равно приходила в жуткое волнение, когда ее муж входил к ней среди ночи. После она шла за ним в душ прямо в одежде, словно в трансе. Антуанетта выросла в Нью-Гэмпшире, и детство у нее было несладким: пять младших сестер и сквозняки,
Однажды Антуанетта ехала на поезде в Смит, и в тот день ей было не суждено сойти на своей остановке. На сиденье позади нее лежал журнал, раскрытый на фотографиях с видами Флориды. Она увидела деревья, гнущиеся под весом золотых плодов, солнце, другую, роскошную жизнь. Жару. А еще – женщин в костюмах русалок, плещущихся в зеленой лагуне.
Это был знак свыше.
Антуанетта доехала до конечной станции и потратила остаток денег на билет до Вики-Вачи.
Когда она вошла в офис и менеджер увидел ее золотисто-рыжие волосы до талии и волнующие изгибы тела, он тут же взял ее в шоу.
Один из парадоксов русалочьих будней: чем безмятежнее она должна выглядеть, тем тяжелее работать. Ламантины расчесывали ее волосы, в которых резвились маленькие голубые рыбешки, а сама Антуанетта томно и ослепительно улыбалась, но вода, в которой она плавала, была холодной, всего двадцать три градуса, течение – сильным, а от того, как хорошо она умела задерживать дыхание, зависело, плавает она или уже тонет.
Тоннель, по которому русалки приплывали в бассейн, был темным и длинным. Спускаясь по нему, можно было зацепиться волосами и лишиться скальпа. Антуанетта не видела зрителей сквозь толстое стекло, но всегда чувствовала их взгляды. Ей нравилось подогревать их интерес и веру в то, что она – настоящая русалка. Но иногда, когда Антуанетта коварно усмехалась им, она становилась похожа не на Русалочку, какой должна была быть, а на ведьму, отобравшую у бедняжки речь, хвост и дом, где она могла бы жить долго и счастливо.
В такие минуты она превращалась в сирену, одну из тех, что увлекают моряков своими песнями и заставляют их суда разбиваться о скалы, а после мрачно наблюдают за тем, как бедняги канут в пучине.
Время от времени ее приглашали в различные бунгало, где она встречалась с актерами телевидения, комиками, игроками в бейсбол, а один раз – с манерным певцом, который через пару лет превратился в звезду кинематографа. Они все давали ей обещания, но никогда их не выполняли. Ей не преподносили дары, и директора не приглашали ее поговорить тет-а-тет.
В конце концов настал миг, когда она поняла, что пора посмотреть правде в глаза: ей никогда не стать владелицей дома в Беверли-Хиллз. Ей перевалило за тридцать. Тридцать два. Тридцать пять? Задувая свечки, она понимала, что уже не старлетка. Все, что ждало впереди, – те же танцы в холодной воде.
А затем в театр под водой пришла Салли.
Семнадцатилетняя, обгоревшая на солнце девушка. Она пришла туда, потому что тоже очень хотела другой жизни. Чего-то большего, чем компания молчаливого брата, который проводил по восемнадцать часов в день на своей фабрике и приходил домой, только чтобы поспать.
Менеджер посмеялся над ней. Невероятно худая, она напоминала скорее угря, чем русалку! Салли устроила в его офисе сидячую забастовку, и в качестве компромисса менеджер предложил ей торговать хот-догами.
Новенькая спустилась в амфитеатр и увидела выступление, которое давала Антуанетта в красном купальнике и с рыбьим хвостом. Салли застыла, не в силах отвести взгляд. Эта маленькая русалка за стеклом просто купалась во всеобщем восхищении. Она была неподражаема! Раздувая водоросли с помощью респиратора, она принимала то одну позу, то другую, и ее расшитый блестками хвост переливался.