Судьбы местного значения
Шрифт:
Немец скосил взгляд на ранение, затем вернул взгляд. Чичерин решил игнорировать намек.
— К какому подразделению полка «Бранденбург» относитесь вы?
На лице Штольтца отразилось удивление. Но молчит. Размышляет?
— Тянете время? — хмыкнул лейтенант, вновь перейдя на немецкий и пристально наблюдая за мимикой. — Зря, обер-лейтенант. Вы скорей всего из группы «Роланд», что временно приписана ко второй камфгруппе.
Удовлетворенно улыбнулся — есть!
— Окажите мне помощь и сдавайтесь! — внезапно
Чичерин покосился на бойцов. Абадиев уже оделся и теперь помогал в сборе трофеев.
— Я видел, как он убивал моих товарищей! — заявил обер-лейтенант. И осекся.
— Сейчас я Умара позову сюда, — процедил Чичерин, потемнев лицом, — и попрошу его рассказать — как ваши комрады расстреливали женщин и детей из пулеметов, а потом давили их танками.
— Зови своего зверя, и увидишь — как умирает солдат великой Германии!
— Голубев, — обернулся Чичерин к бойцу. — Иди, помоги там. Я тут сам управлюсь.
Затем он посмотрел на немца. Тот побледнел.
— Я не буду звать Абадиева сюда, — спокойно сказал лейтенант. — Он свой танец станцевал уже. И ты не солдат. Ты палач. И сдохнешь тут.
НР-40 вошел в бок и повернулся. Немец приглушенно взвыл и замер, а Чичерин обтер клинок и направился к дороге. На душе было гадостно. Если б не был немец ранен, можно было к своим доставить. Хороший язык. Но нельзя, не довели бы. И живым оставлять тоже нельзя, слишком много этот диверсант узнал. Но какова сволочь!
Лейтенант посмотрел на свои руки. Подрагивают. Первый лично убитый. Ножом. Враг, но все же…
На лужайке собрались все бойцы. Носилки с Маврищевым у обочины поставили. Чуть поодаль тела погибших Красина и Баранова положили. А трупы диверсантов в сторону оттащили. Перевязанный Степаненко сидит и трофеи перебирает.
— Хлам, командир, — сообщил сержант, бросая «Суоми» в беспорядочно лежащие автоматы. — Искорежило, не починить.
— Патроны достань тогда.
— Вынул уж. Не густо.
Чичерин скривился — с оружием и боеприпасами прям беда какая-то. Еще руки продолжают дрожать. Нащупал фляжку с водкой, отхлебнул немного — не помогло, и не поможет. Тут одной не обойтись. Сунул флягу Абадиеву. Заслужил. Только благодаря ему, тут всех чуть не положили.
— На, выпей, боец.
Но тот отрицательно покачал головой.
— Нэт, командыр, нэ хочу, напилса… — и Абадиев провел ладонью по гортани.
Жест красноречивый, особенно после той резни, что устроил этот вайнах на мосту. И тут что-то щелкнуло у лейтенанта в мозге. Как осенило. Вспомнилось, как странно красноармеец плыл к мосту. И Чичерин по-другому посмотрел на Абадиева.
— Умар, а ты плавать-то умеешь?
— Нет, командыр, — ответил тот.
На поляне все притихли.
— И все равно вызвался! — изумился
— Так надо было!
— Ты! Ты!.. — все слова куда-то подевались. Чичерин схватил Абадиева в охапку и крепко прижал. Их окружили. Товарищи хлопали по плечу. Радовались…
— Что у нас по продуктам?
Степаненко подтянул вещмешок и встряхнул.
— Все тут. Была пара консерв с тушенкой. Хлеба, правда, нет. У этих нашлось несколько упаковок с галетами, пара плиток с шоколадом, четыре фляжки с ихней жиденькой водкой.
Поляна вздуг осветилась ярким светом, и протяжный грозовой раскат пророкотал над головами. Все невольно посмотрели вверх. Сильный ветер раскачивал верхушки деревьев. Клубились темные тучи. Гроза была уже рядом. И вот-вот появятся немцы. Лейтенант исходил из худшего. Несмотря на подорванный мост, переправиться для таких сил не проблема. Наверняка имеются средства. И диверсанты особо продуктами не запасались, знали, что недолго ожидать подхода основных сил.
— Все, собираемся. Сломанные автоматы в воду. Двое к носилкам…
И тут послышался треск мотоциклетных моторов.
— Немцы! Уходим! Быстро!
Успели только носилки с раненым подхватить. А тела погибших пришлось оставить.
Несколько мотоциклов выкатились на поляну перед мостом. Пулеметчики почему-то с открытием огня промедлили, что дало время углубиться в чащу. Но потом вдогон ударили очереди.
Меж стволами и ветвями особо не разбежишься. Особенно с носилками. Беги и под ноги смотри. Иначе запнешься — корней и разного валежника навалом. А еще пригнуться хотелось как можно ниже — пули стригли подлесок и звучно впивались в стволы.
Немцы прекратили стрелять. Но группа снизила темп не сразу. Еще минут пять они уходили в чащу. На всякий случай. Вдруг немцы вздумают преследовать?
На коротком привале стало ясно, что красноармейцы выдохлись и попадали без сил. В этот момент грянул ливень. Носилки с раненым устроили под разлапистой елкой, добавив как укрытие единственный плащ, чтоб поменьше мочило. Чичерин в руки Маврищеву планшетку сунул, а сам к стволу прижался.
Ливень был недолгий и быстро перешел в мелко крапающий дождь.
— Командир, — обратился Степаненко, когда перестали обильно капать. — Вечер уж, надо отдохнуть и обсушиться. Промокли насквозь.
— Не здесь только, — подумав, согласился Чичерин.
— Не здесь, — кивнул сержант. — Ручей бы, или родничок найти. И в ложбиночке встать.
Подняли уставших бойцов с трудом. Прошли еще несколько километров. Наткнулись на ручеек.
Запалили костры — сержант показал как без дыма. Развесили сушиться форму с обувкой на колышках. На подстилку нарезали еловых лап. Выставили дозорного на гребень. Перекусили галетами, запив трофейным шнапсом. А тушенку оставили на утро.